Мальчик на главную роль

Я хотел напугать её и сказать, что навсегда, но она так дышала, что я не стал её пугать.

— Посмотрят там всё и вернутся.

Я думал, что она уйдёт после этого, но она стояла и смотрела на помойное ведро, которое было у нас засунуто между дверьми и из которого немного воняло — я всё забывал его вынести. Я тогда качнул большой железный крючок, которым запираю дверь на ночь, когда отца нет, думал, она сообразит, что пора выметаться. Но она привязалась:

— А ты почему не пошёл?

— Так… Не хотелось! — сказал я. Что ещё ответишь на такой дурацкий вопрос?

Тут Кириллова мать попрощалась и ушла. Я стал дотирать сковороду хлебом, как вдруг опять звонок. Открываю — опять Кириллова мать.

— Послушай, — говорит, — я совсем забыла. Мы тебе должны пять рублей за разбитое стекло. Вот возьми.

— Ничего вы мне не должны, — сказал я и качнул крючок.

— Нет, ты возьми, — сказала Кириллова мать и стала совать мне деньги.

Я отпирался, и получилась небольшая возня в дверях. От этой возни проснулся отец. Он вышел на кухню босой, без пиджака и смотрел, как мы пихаемся.

— Что это? — спросил отец.

Тут Кириллова мать обрадовалась и протиснулась через двери в кухню.

— Кирилл стёкла разбил, а Алёша принял вину на себя, — стала она объяснять отцу, но тот ничего не понимал, а только смотрел на деньги и ждал, когда она даст их.

И как только она протянула эти деньги, он тут же их взял и сказал:

— Раз заработал, отказываться грех.

— Вот именно! — сказала Кириллова мать и ушла.

Я так саданул по крючку, что он взвился и с грохотом шарахнулся об ящик с инструментами, что торчал между дверьми.

— Чего ты деньги схватил? — крикнул я. — Обрадовался, что принесли? Ты их за что взял? Это что за деньги?

— Деньги как деньги, — сказал отец и стал натягивать грязные туфли на босую ногу.

— Нет, не как деньги!

Я орал, из себя выходил, а ему хоть бы что. Он спокойно одевался. Я схватил его пальто с вешалки и сказал:

— Никуда ты не пойдёшь. Ложись спать.

Тогда он сказал:

— Сынок! — и улыбнулся.

Я отдал ему пальто. Терпеть не могу, когда он вот так улыбается.

Отец ушёл. Я посидел на табуретке в кухне, а потом решил посмотреть, что там за инструмент лежит в ящике между дверьми. Достал ящик, поднял крышку: там доверху было набито всяких гвоздей, плоскогубцев, молотков разных размеров, стамесочка и даже старый заржавленный паяльник с отрезанным проводом. Отец, наверное, забыл про этот ящик. Я расстелил на кухонном столе бумагу и высыпал на неё всё из ящика. Ящик вытер мокрой тряпкой и положил туда чистую бумагу.

Я провозился довольно долго и даже забыл про съёмку. Когда вспомнил, времени уже было в обрез. Только-только. Я прикрыл ящик газетой, ссыпал в неё остатки, которые не успел разобрать, и поставил ящик на место, чтобы отец его не заметил.

Но, видно, я поставил плохо. Не так, как он стоял раньше. На другой день я не спохватился, а через день, когда заглянул между дверьми, ящика уже не было.

Отец в это время спал на диване, не разув ботинок и не сняв пиджака. Он, конечно, знал, где ящик, но я не стал будить его. А наутро про такие вещи спрашивать бесполезно. Утром он никогда не помнит того, что было вечером.

Провозившись с ящиком, я опоздал на студию. Глазов на меня надулся, и я тоже надулся. В конце концов, он может и не брать меня. Я ему не навязывался. Он мне сказал:

— Ты понимаешь, что это работа? Что сюда надо приходить не вовремя, а заранее. Понимаешь, заранее! Как приходят на любимую работу.

Он мне выговаривал, а я молчал. Я думал, что ему надоест всё это выговаривать. Наконец он спросил:

— Не будешь опаздывать?

Я сказал:

— Откуда я знаю?

Он удивился, даже снял свои чёрные очки:

— Кто же знает?

— Не знаю. — Я пожал плечами.

— Да ты что зарядил: «Не знаю, не знаю…» Мы тебя ведь не насильно заставляем сниматься!

А я сказал:

— Очень мне нужно! Могу и не играть!

И повернулся, чтобы уходить. Тогда Глазов рассмеялся и сказал:

— Нет, брат! Так дело не пойдёт. Ты пропуск получил? Получил! Значит, тебе уже зарплата идёт. А это, думаешь, за что?

— Какая зарплата? — спросил я.

— Самая настоящая. Скажи только, на чьё имя её выписывать. Кто из семьи её получать будет?

— Отец, — сказал я.

— Пусть придёт завтра подписать договор, — сказал Глазов. — А теперь — быстро в гримёрную.

Глава седьмая, в которой появляется шофёр студии Михаил Иванович