— Я не сочувствия ищу в вас к своему положению. И не о себе рассказываю. Я рассказываю вам про Алёшку, чтобы вы поняли, что за человек он, какое у него сердце, что он со мною, вот таким, живёт. Ведь это я должен бы Алёшку тащить, а получается, что он меня по жизни тащит.
— Если вы это понимаете, то почему не измените своей жизни? — спросил я.
— Хочу изменить. Верьте мне, хочу. Вот и сегодня, как ушёл из гаража, думал: никогда туда не вернусь. А сейчас иначе думаю: может, Андрианов бы меня и пристроил кем-нибудь? Мне ведь только к делу вернуться. Как вы думаете, пристроил бы меня Андрианов?
— Может быть, — неуверенно сказал я.
— Именно может быть! Может быть! — обрадовался Павел Андреевич, упирая на слово «может». — Мне бы дождаться его. За воротами дождаться. А я ушёл. Неправильно сделал. Завтра вернусь. Завтра Тимофеич дежурит, он меня пропустит.
Мы распрощались с Павлом Андреевичем. Я не верил, что завтра у него хватит силы воли забыть пережитое сегодня и снова отправиться в гараж. И я ошибся.
Глава двадцать четвёртая, в которой Михаил Иванович застревает посередине пути
На другой день я работал в монтажной. Едва только на небольшом экране пошли первые кадры плёнки, меня позвали к телефону. Звонили из бюро пропусков:
— Для вас, товарищ Лямин, здесь журналы оставлены.
— Какие журналы? — удивился я.
— «Иностранная литература», номер семь и восемь.
Я вспомнил, что действительно просил своего знакомого принести мне журналы с новым романом Ремарка. Я попросил монтажницу остановить плёнку и спустился в бюро пропусков.
Там на небольшом бархатном диванчике, привалившись к стене, сидел наш шофёр Михаил Иванович.
— Вот, — сказал он, показывая на сердце, — шалит. Отсиживаюсь здесь. Ещё спасибо, ваш… этот… помог, а то бы и до студии не добрался. Застрял бы посерёдке.
— Кто это — наш?
— Ну, вашего актёра-то главного отец. Алёши-то Янкина.
— Алёшин отец? — удивился я. — Где же вы его видели?
— Да около второго таксомоторного. Майор Косичкин меня туда привёз. Знаете вы майора Косичкина? Да тот, который на фильме про орудовцев консультантом был.
Тётя Клава, что работает в камере хранения, подошла к дивану.
— Ты бы, Михаил Иваныч, посидел тихонько, отдышался, помолчал. И про своего Косичкина забудь! Здоровье у тебя уж не то, чтобы про всех помнить.
— Эк ты! Забудь! А если не забывается? Вот как я про тебя могу забыть, если ты у меня, поди, двадцать с лишком лет перед глазами маячишь? То-то же! Я и этого, отца Янкина, как увидел около автопарка — и сразу вспомнил.
— Как же это было? — спросил я.
Михаилу Ивановичу, может, и правда не следовало много говорить, но я знал его хорошо и знал, что если я уйду, то он всё равно расскажет всё тёте Клаве. К тому же в приключении участвовал Павел Андреевич, а он занимал меня не меньше, чем Алёша.
Михаил Иванович достал из кармана жестяной тюбик с валидолом, не торопясь положил под язык таблетку (как видно, не первую) и, распахнув пошире кожаную куртку, начал:
— Если с самого что ни на есть начала, то ехал я из экспедиции. На «лихтвагене». Дорога хорошая, всё нормально. И вот километров за десять — стоп! Загорай среди природы! Я под машину сунулся, так и есть: коробка скоростей полетела! Конец, думаю. Вдруг слышу, кто-то меня тянет. Смотрю: майор Косичкин, а рядом орудовская «Волга». «Что, говорит, Михаил Иванович, застрял?» — «А как же не застрять? Ты посмотри, товарищ Косичкин, в коробку скоростей! И это на новой машине! — говорю. — Которая ещё трёх тысяч не прошла».
Вот ты и представь, как всё дальше было.
Глава двадцать пятая, в которой Лямин узнаёт о дальнейших событиях
— Давно загораешь? — спросил майор Косичкин Михаила Ивановича.
— Загораю-то недавно, но дело плохо. Придётся звонить на студию, пускай присылают аварийку и тянут домой или высылают слесаря с деталями. — И, тяжело вздохнув, Михаил Иванович добавил: — Как ни верти — так или сяк, а день всё равно уйдёт. — Он вытер тряпкой руки и отряхнул брюки. — Вези, майор, к телефону.
Садясь в машину, майор сказал:
— Давай сначала поедем к Андрианову, отсюда не так далеко, а у него в хозяйстве всё есть, и он мужик такой, что поможет.
Так Михаил Иванович вместе с майором появился в том же гараже, откуда днём раньше был изгнан Павел Андреевич. Андрианова не было, и их принял Кривохатько, человек скупой и недобрый. Будь Михаил Иванович один, последовал бы немедленный и категорический отказ. Но его привёз старший инспектор оруда майор Косичкин, с которым Кривохатько ссориться не хотел. Скрепя сердце он распорядился выдать Михаилу Ивановичу нужные детали, взяв с него расписку почему-то в двух экземплярах. Что же касается слесаря, то, разводя руками и низко кланяясь, как церемонный японец, он уверял, что у него нет ни одного свободного человека.
— Ладно, спасибо и за это, — сказал Михаил Иванович. — Всё же будет быстрей, чем ждать, пока поспеет помощь со студии.