Мальчик на вершине горы

– Герр Хольцманн, – он вежливо поклонился, – Катарина. Я очень рад, что вы нашли время приехать. Добро пожаловать в Бергхоф.

Прошло какое-то время. Петер вдруг понял, что давно не видел Катарину, направился в дом и обнаружил ее там, она разглядывала картины на стенах. Прием пока проходил не особенно успешно. Герр Хольцманн изо всех сил старался поддержать беседу с офицерами, но он был простак, и Петер понимал, что нацистскую элиту смешат его потуги сойти за своего. Фюрера герр Хольцманн явно боялся и чуть ли не шарахался от него. Петер презирал жалкого лавочника: взрослому мужчине не пристало вести себя в гостях как ребенок.

Впрочем, ему самому с Катариной приходилось еще труднее. Она не хотела даже притвориться, будто ей здесь нравится, и всем видом показывала, что хочет поскорее уйти. Когда ее представляли Фюреру, она держалась уважительно, но без благоговения, которого ожидал Петер.

– Так ты девушка нашего Петера? – спросил Фюрер, с легкой улыбкой ее оглядывая.

– Никоим образом, – ответила она. – Мы просто учимся в одном классе, вот и все.

– Но посмотрите же, он явно влюблен. – Ева, вдруг появившись рядом, тоже охотно взялась подтрунивать над Петером. – А мы и не знали, что он уже интересуется девочками.

– Катарина – мой друг, – твердо заявил Петер и отчаянно покраснел.

– Даже и не друг. – Катарина очаровательно улыбнулась.

– Это ты сейчас так говоришь, – возразил Фюрер, – но я-то вижу искру между вами. Еще чуть-чуть – и вспыхнет. Правильно я говорю… будущая фрау Фишер?

Катарина промолчала, но явно была вне себя от возмущения. Когда Фюрер с Евой отошли, Петер попытался вовлечь девочку в обсуждение некоторых общих знакомых по Берхтесгадену, их ровесников, но она отвечала скупо, видно твердо решив не делиться своим мнением. Потом он спросил, какая битва в этой войне у нее самая любимая. Катарина воззрилась на него как на сумасшедшего и сказала:

– Та, где погибло меньше всего людей.

Так оно и шло: он все пытался завести беседу, а она лишь огрызалась. Но, может, подумал он, это потому, что вокруг была толпа народа? Но теперь-то они одни в комнате, вдруг она станет приветливей?

– Тебе нравится прием? – спросил он и услышал:

– По-моему, он вообще никому не нравится.

Петер посмотрел на картину, которую она разглядывала.

– Я не знал, что ты любишь искусство.

– Ну… да. Люблю.

– Тогда вот эта картина должна тебе особенно понравиться.

Катарина покачала головой:

– Нет, это кошмар. – Она окинула взглядом другие картины. – Как, впрочем, и все здесь. Хотя, казалось бы, при такой власти, как у Фюрера, можно набрать из музеев чего-то получше.

Петер, в ужасе от ее слов, вытаращил глаза. И показал пальцем в правый нижний угол холста, на подпись художника.

– А-а. – Катарина мгновенно устыдилась и даже, кажется, занервничала: – Ну все равно, неважно. Какая разница, кто их написал. Они в любом случае плохие.

Он грубо схватил ее повыше локтя и потащил по коридору в свою комнату, втолкнул внутрь и с силой захлопнул дверь.

– Что ты делаешь? – спросила она, высвобождаясь.

– Защитить тебя хочу, вот что, – сказал он. – Здесь такое говорить нельзя, не понимаешь, что ли? Смотри доиграешься.

– Я же не знала, что это он написал. – Катарина всплеснула руками.

– Зато теперь знаешь. Так что в будущем, будь добра, постарайся держать язык за зубами и не болтай о том, в чем не разбираешься. И еще: хватит передо мной нос задирать. Я пригласил тебя в гости, причем в такое место, куда обычной девчонке ни в жизнь не попасть. Поэтому пора бы тебе проявить ко мне уважение. Катарина смотрела на него, и он видел, что в ней зреет страх и она, несмотря на все усилия, не в силах его подавить. Петер толком не понимал, нравится ему это или нет.

– Не разговаривай так со мной, – тихо произнесла она.

– Прости. – Петер шагнул ближе. – Понимаешь, я за тебя волнуюсь. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Ты меня даже не знаешь.

– Я знаю тебя много лет!

– Ты вообще меня не знаешь.

Он вздохнул:

– Может, и нет. Но хотел бы узнать. Если ты позволишь. – И провел пальцем по ее щеке.

Катарина попятилась к стене.

– Ты ужасно красивая, – прошептал он, сам удивляясь, что посмел это сказать.

– Прекрати, Петер. – Она попыталась отвернуться.

– Но почему? – Он чуть придвинулся и от запаха ее духов едва не сошел с ума. – Я хочу. – Ладонью повернув голову Катарины к себе, он потянулся ее поцеловать.

– Отстань. – Она оттолкнула его обеими руками, и он, пошатнувшись, отступил назад, задел стул и с изумленным лицом сел на пол.

– Чего ты? – Петер был сбит с толку.

– Держи свои руки от меня подальше, понял? – Катарина открыла дверь, но не уходила; повернулась и глядела, как он пытается встать. – Я ни за какие сокровища в мире не стану с тобой целоваться.

Он, не веря своим ушам, покачал головой:

– Ты что, не понимаешь, какая это для тебя честь? Не понимаешь, какой я здесь важный человек?

– Прекрасно понимаю, – ответила Катарина. – Ты – маленький мальчик в кожаных шортах, который ходит в магазин за перьями для авторучки Фюрера. Возможно ли это недооценивать?