Самый драматический аспект мальчишеской сексуальности – переживания, связанные с определением своей сексуальной ориентации, гомоэротизм (сексуальное влечение к лицам собственного пола) и гомофобия (иррациональный страх перед гомосексуальностью и ненависть к ее носителям) (см. Кон, 2003а, 2007). В отличие от недавнего советского прошлого, когда об однополой любви дети могли ничего не знать, сегодняшний мальчик приобщается к этой тайне довольно рано, независимо от того, касается она его лично или нет. Впрочем, в той или иной степени она касается каждого.
Важнейшая задача мальчика на всех стадиях его развития – сформировать собственную маскулинность. А одна из стержневых осей маскулинной идеологии, как мы видели, – быть сильным и властным. Игровая гендерная сегрегация способствует выработке у мальчиков повышенной гомосоциальности и исключения всего того, что может ей противоречить. Благодаря этому эмоциональные привязанности мальчиков очень долго ориентированы на других мальчиков, с которыми они ощущают социальную общность и внутреннее сходство. В процессе полового созревания эти привязанности могут эротизироваться, и это вызывает у подростков страх.
Будучи имманентным свойством маскулинности, гомосоциальность порождает одновременно гомоэротизм и гомофобию. Гомофобия – страх не столько перед гомосексуалами, сколько перед другими мужчинами вообще. Это «страх, что другие мужчины могут разоблачить нас, лишить мужского достоинства, показать нам самим и всему миру, что мы не тянем, что мы не настоящие мужчины» (Kimmel, 1996. Р. 8).
Уже в играх и языке маленьких мальчиков иерархические отношения нередко облекаются в гомофобную форму, причем оскорбительное слово «пидор» может подразумевать не столько сексуальную, сколько характерологическую черту: «слабак», «трус», «девчонка». Если мальчика так часто называют или дразнят, это порождает у него сомнения в своей гендерной и сексуальной идентичности, которые он подавляет и опровергает, в том числе путем внешней и внутренней агрессии.
Майкл Киммел заключил пожизненное пари со своим другом, что может прийти на любую спортивную площадку в Америке, где беззаботно играют шестилетние мальчики, и вызвать драку, задав один-единственный вопрос: «Кто тут девчонка?» «Как только вопрос поставлен, вызов брошен. Обычно происходит одно из двух. Какой-то мальчик обвиняет другого в том, что он девчонка, на что тот ответит, что он не девчонка, а что девчонка – это как раз сам его обвинитель. Они могут вступить в драку, чтобы решить, кто лжет. Или же целая группа мальчиков окружит одного, и все закричат: "Он, он!" Этот мальчик либо расплачется и убежит домой в слезах опозоренный, либо сразу бросится на нескольких мальчишек, чтобы доказать, что он не девчонка» (Киммел, 2008. С. 46–47).
В ходе полового созревания обычный интерес мальчиков к телу своих однополых товарищей интенсифицируется и диверсифицируется. Если для «натурального» мальчика тело приятеля – объект сравнения, завистливого восхищения или потенциальная угроза, то у юного гея к этому примешивается эротическое чувство. Именно это заставляет его осознать свое отличие от других.