Увеличив фокусное расстояние, он настолько приближает к себе ее лицо, что оно приобретает почти чудовищные пропорции. Теперь она одноглазка, и ее единственный глаз — это смесь голубых и золотистых оттенков; этот глаз устремлен сквозь стекло объектива прямо на него, но не видит его, в точности как орхидея в оранжерее…
Поскольку он смотрит на нее с любовью, она всегда предстает в синем цвете. В различных его оттенках. Синем, как синяк, серо-голубом, как крыло бабочки, кобальтовом, сапфировом, голубом, как вечные снега на горных вершинах. Синий — цвет тайной части его души, цвет смерти.
Его брат, который носил черное, знал бы, что сказать. А Голубоглазому слов не хватает. Но в мечтах он танцует с ней под звездами — он, как обычно, в синем, она в бальном платье из небесно-голубого шелка. И никакие слова ему не нужны; он вдыхает аромат ее волос, почти физически ощущает прикосновение ее нежной кожи…
Вдруг раздается резкий стук в дверь. Голубоглазый виновато вздрагивает и сердится на себя: с какой стати он так реагирует? Ведь он у себя дома, никому не мешает, никому ничем не вредит — с чего бы ему чувствовать себя виноватым?
Он откладывает фотоаппарат в сторону. В дверь снова стучат, на этот раз более настойчиво. И весьма нетерпеливо.
— Кто там? — спрашивает Голубоглазый.
Из-за двери доносится отнюдь не самый желанный, но хорошо знакомый голос:
— Открой!
— Чего тебе надо? — уточняет Голубоглазый.
— Поговорить с тобой, маленький говнюк.
Давайте назовем его мистер Темно-Синий. Он значительно крупнее Голубоглазого и злобен, точно взбесившийся пес. Сегодня он особенно свиреп, таким Голубоглазый его еще не видел. Он упорно барабанит в дверь, требуя его впустить, и, едва Голубоглазый отпирает спасительный замок, вламывается внутрь и с порога наносит нашему герою сокрушительный удар кулаком в лицо.
Не удержавшись на ногах, Голубоглазый отлетает и врезается в стол. Стоявшие на столе безделушки и цветочная ваза вдребезги разбиваются о стену, а Голубоглазый сползает на пол у нижней ступеньки лестницы. Темно-Синий настигает его, садится на него верхом, изо всех сил молотит его кулаками и орет:
— Твою мать! Держись от нее подальше, жалкий извращенец!
Наш герой даже не пытается сопротивляться, понимая, что это бесполезно. Он просто сворачивается на полу клубком, точно краб-отшельник в своей раковине, пытаясь руками прикрыть лицо и плача от страха и ненависти. А его враг наносит удар за ударом — по ребрам, по спине, по плечам…
— Ясно тебе? — негодует Темно-Синий, замолкая на минутку, чтобы перевести дыхание.
— Но я же ничего не сделал! Я и парой фраз с ней не обмолвился…
— Не притворяйся! — гневно прерывает его Темно-Синий. — Я прекрасно знаю, что ты пытался сделать. Кстати, как ты собирался поступить с этими фотографиями?
— С к-какими ф-фотографиями? — не понимает Голубоглазый.
— Даже не пытайся мне врать! — Темно-Синий вытаскивает из внутреннего кармана пачку снимков. — Вот эти фотки ты отщелкал и проявил прямо здесь, в своей мастерской…
— Откуда ты взял их? — удивляется Голубоглазый.
Темно-Синий наносит ему очередной удар кулаком.
— Совершенно неважно откуда. Но если ты еще хоть раз окажешься поблизости от нее, если заговоришь с ней или напишешь ей — да, черт возьми, если ты хотя бы на нее посмотришь! — я заставлю тебя пожалеть о том, что ты появился на свет. Учти, это последнее предупреждение…
— Пожалуйста, не надо! — хнычет наш герой, вскинув руки и пытаясь заслониться от новой атаки.
— Я слов на ветер не бросаю. Убью гада…
«Если я первым тебя не убью», — думает Голубоглазый и не успевает предпринять никаких защитных мер. Ненавистный запах гниющих фруктов комом встает в глотке, заполняя все его существо оранжерейной вонью; страшная боль копьем пронзает голову; у него такое чувство, будто он умирает.
— Пожалуйста…
— Ты, главное, не ври мне. И держись от меня подальше.
— Не буду я врать, — задыхаясь, отвечает Голубоглазый, ощущая во рту вкус крови и слез.
— Да уж, не стоит, — ворчит Темно-Синий.
Голубоглазый лежит на ковре, голова кружится; он слышит, как хлопнула входная дверь, и осторожно приоткрывает глаза. Темно-Синий исчез. Но встать Голубоглазый боится, он выжидает, пока не убеждается, что рев машины непрошеного гостя затих вдали. Лишь после этого он медленно, осторожно поднимается и бредет в ванную комнату изучить полученный ущерб.
Ничего себе! Нет, черт возьми, каково?!
Бедный Голубоглазый! Нос сломан, губа рассечена, глаза заплыли так, что их почти не видно. Спереди на рубашке кровь, из носа кровь все еще капает. Ему очень больно, но стыд куда хуже боли; а еще хуже то, что он ни в чем не виноват. В данном случае он действительно абсолютно невиновен.
«Как странно, — размышляет он, — я совершил столько грехов, но мне удавалось избежать наказания, а в этот раз, когда я ничего плохого не сделал, на меня почему-то обрушилось наказание. Это карма. Кар-ма».