Машка нарисовала фонтан. Жаркий летний день, солнце высоко-высоко, тени падают почти строго вниз, и по засыпанным желтоватой галькой дорожкам прогуливаются люди – мамаши с колясками, детвора на велосипедах, старички читают газеты и играют в шахматы. А над всем этим распускается ломаными радугами высокий бурлящий фонтан.
Учительница раздала всем маленькие картонные карточки и велела написать фамилию автора лучшего рисунка.
«Не вздумай», – сказало оловянное сердце.
«Не так уж у нее и получилось», – сказали стеклянные глаза.
«Афанасьева», – вывел Колька дрожащей рукой и отнес карточку на учительский стол. Он не волновался, нет, новое сердце не позволило бы ему так расточительно расходовать свои силы. Просто немного дрожали руки, а на верхней губе выступил пот.
– Мы можем поздравить сразу двух наших учеников, – торжественно объявила учительница, – Машу Афанасьеву и Колю Пантелеева. Каждый из них набрал по двенадцать голосов, и они разделяют в нашем соревновании первое место!
Машка обернулась к Кольке, одновременно удивленная и смущенная.
– Так от нашего класса сразу два рисунка на район поедут? – спросил с задней парты Серый.
Учительница замялась.
– Два не получится. А давайте мы сделаем так: Машин рисунок мы отправим на районный конкурс, а Колиным украсим стенд нашего класса в школе.
Повисла неловкая тишина. На Кольку все старались не смотреть, он словно оказался в центре тайфуна – со всех сторон ревет ветер, а вокруг него – ни дуновения.
– Так нечестно, – сказал Серый. – Почему именно Машку на район?
Учительница прошла к Колькиной парте.
– У тебя очень хороший рисунок, Николай. Ты молодец. Но какие-то у тебя люди неживые получились. Вроде всё правильно, а жизнь в них не вдохнулась. Как-то слишком расчетливо… И этот мальчик с мороженым – зачем он? Он вообще лишний!
Кольке показалось, что его опускают в ледяную воду, на дно моря. Медленно-медленно, как ныряльщика в тяжелом скафандре. Вода сдавливает тело, обжимает его со всех сторон, меркнет свет, глохнут звуки…
– А можно я сначала маме фонтан покажу? Ну, пожалуйста! – откуда-то издалека колокольчиком звенел Машкин голосок. – А завтра принесу, прямо вам в кабинет?
Колька не запомнил, как прошел третий урок.
Все сорок пять минут он как зачарованный смотрел на краешек Машкиной папки для рисования, торчащий из расстегнутого ранца.
«Никто не заметит, – уговаривали стеклянные глаза. – Уж нам-то можешь поверить! Секунда – взять, секунда – вернуть без рисунка. Давай же!»
«Ты обязан это сделать, – настаивало оловянное сердце. – Она же может потерять свой дурацкий фонтан, пока таскает его туда-сюда? Может. Для нее это игра, а для тебя, может, дело всей жизни. Смелее!»
На перемене Колька выскочил из класса и помчался вниз.
В подвале было холодно, как на улице. Зеркало подернулось изморосью.
– Так и не хватило смелости? – спросило оно. – Дело непростое, но я помогу. Тебе не хватает деревянных рук!
– Да разве бывают деревянные руки? – воскликнул Колька. – Ими ни фигу не покажешь, ни ручку не возьмешь – это ж как у манекенов!
– А вот и нет! – возразило зеркало. – О таких деревянных руках мечтали лучшие мастера мира. Ты сможешь всё, мальчик! Любое дело станет тебе по силам. И страх больше никогда тебя не остановит!
Колька через силу взглянул в зеркало. Четыре его отражения замерли с испуганными лицами. Потом три бесследно исчезли.
Колька поднес деревянные руки к стеклянным глазам.
«Теперь ты властелин мира», – сказало оловянное сердце.
Колька неспеша вернулся наверх, сел за парту. Он сидел в крайнем левом ряду, Машка – прямо перед ним. Подходящий момент настал на уроке русского языка.
– Так, – сказала Анна Петровна, – последнее задание на сегодня! Придумайте и запишите фразу со словами «стеклянный», «оловянный» и «деревянный».
Все склонились над тетрадями, Машка повернулась к соседке, и одним длинным рывком Колька шагнул в проход, деревянные пальцы выхватили папку из приоткрытого ранца, распахнули ее, вытянули из нее «Фонтан» и вернули папку на место. Действительно, секунда и секунда.
Потом Колька аккуратно убрал рисунок конкурентки к себе в портфель. Каждое его движение было безукоризненно правильным. Он мог бы свести пальцы с точностью до десятой доли миллиметра, сжать их с любым усилием, новый подарок зеркала нравился ему еще больше предыдущих.
«Стеклянные глаза, оловянное сердце и деревянные руки позволяли ему то, что не под силу обычному человеку», – написал Колька.
Последней была математика. Перед звонком Маша повернулась к нему.
– Коль, – сказала она. – Очень неудобно получилось.
– Ерунда, мелочи жизни, – ответил он.
– Никакая не ерунда! Я так не хочу. Хотела тебе предложить… – она замялась. – Давай я тоже на район не дам свой рисунок? Нас двоих же всё равно не пропустят.
«Осторожно», – сказало оловянное сердце.
– Ма-аша, – примирительно сказал Колька, – зачем нам подвиги? Я очень за тебя рад, может, ты и на районе выиграешь!
– Да? – спросила она и посмотрела ему в глаза. – Спасибо, Коль. Ты очень хороший.
Началась математика.