Мальчик со шпагой

«Может, позвонить кому-нибудь? — подумал он. — А кому?» И вспомнил: у Генки Кузнечика есть телефон. Только номер какой? Но тут же он вспомнил и номер. Еще давно, весной, Генка объяснял ребятам: «Вот запомните. Тридцать два, ноль два, сорок четыре. Очень просто. Как дважды два — четыре. Только впереди троечка». Про что был разговор, и при чем там Генкин телефон, Сережа забыл, а номер запомнился.

Кузнечик, наверно, удивится звонку. Они с Сережей не дружили и даже приятелями не были. Правда, на той неделе Генка услыхал, что Сереже нужен пенопласт, и на другой день притащил коробку. Ну и что? Кузнечик любому человеку готов помочь, даже незнакомому.

А Сереже Генка нравился. Всегда. Но ведь не подойдешь к человеку и не скажешь: «Ты мне нравишься. Давай сделаемся друзьями». Сережа по крайней мере так не мог. И он лишь думал, давно, с третьего класса, что хорошо бы как-нибудь подружиться с Генкой Медведевым, которого тогда еще не звали Кузнечиком.

Прозвище «Кузнечик» появилось в прошлом году.

В самом конце августа, перед началом учебного года, в школах шли собрания. Было еще жаркое лето. Строгая деловитость учебной жизни не успела лечь на школу. Школа гудела, как большой рояль. Никто не пришел в форме, коридоры и классы расцвели от пестрых платьев, ярких рубашек и разноцветных испанок. Всем было весело, и даже строгая завуч Елизавета Максимовна рассмеялась, когда увидела, что Генка Медведев тащит по коридору большущую, с себя ростом гитару.

Он принес ее в класс.

Ребята перед этим хвастались загаром, но теперь стало ясно, что чемпион по загару — Генка. Он все лето прожил в Севастополе и сделался коричневым, как его блестящая гитара.

— Подумаешь. Медведь и должен быть коричневым, — завистливо сказала длинная Люська Колосницына, именуемая обычно Люстрой.

Люстру не поддержали. Уж на кого-кого, а на медведя Генка никак не был похож.

Его затормошили, закидали вопросами:

— Генка, а зачем гитара?

— Ты играть научился, да? Ай да Геночка!

— Ой, да он врет, братцы! Я целый год учился, и то…

— Потому что у тебя таланта, как у курицы… Гена, сыграй!

— Ген, ты правда умеешь? Ну, давай…

Генка кивнул. Уселся на парте, сложив по-турецки ноги, словно покрытые коричневым лаком. Немножко смущенно посмотрел на ребят. У него были продолговатые большие глаза, почему-то похожие на глаза громадного насекомого. И лихо торчал над лбом выгоревший хохол.

Генка постучал пальцами по гулкой гитаре:

Тра-та-та, та-та-та, тра-та…

Забренчал на струнах и запел:

Там, где у цветов головки
Лепестками ветру машут,
Маленький кузнечик Вовка
Жил да был среди ромашек…

Играл он, конечно, не очень. Просто подыгрывал песне. Но песенка была интересная, целая сказка. Никому не знакомая. И пел он здорово. Негромко, но чисто и весело.

Не был Вовка музыкантом,
Хоть трещал, не умолкая.
Вовка был работник-плотник —
Строил дачи и сараи.
Он пилой работал ловко,
Молотком стучал о доски:
Строил он мосты и лодки,
И газетные киоски…

Дальше рассказывалось, как в руки Вовке попалась золотистая лучинка, и кузнечик выстругал из нее шпагу «просто так на всякий случай». И однажды:

Приземлился на поляне
Злой разбойник и обжора,
Очень страшный и нахальный
Воробей по кличке Жора.

Всякие жучки и божьи коровки прыснули в стороны. А кузнечик остался. Неудобно прятаться, если у тебя шпага. Бессовестный великан Жора хотел тут же проглотить Вовку, но шпага воткнулась ему в язык. И Жора улетел, подвывая не по-воробьиному. А песенка кончилась такими словами:

Чтоб врагам хвалиться было нечем,
Не беги назад от них ни шага.
Даже если ты кузнечик,
У тебя должна быть шпага.

Никто не заметил, что в класс вошла Татьяна Михайловна.

— Ай да молодец, Медведев! — сказала она. — Ты, Гена, за лето просто артистом стал.

Генка засмущался и вскочил прямо на парте.

— Да нет… Это не я, это брат сочинил в Севастополе для ребят. Мы там с ними ялик ремонтировали.

— Ну, ладно. Пора нам о делах поговорить, — сказала Татьяна Михайловна. — А потом расскажешь про Севастополь и про ялик. Садись-ка на место, кузнечик.

И тут все заметили, что Генка и правда похож на кузнечика: в зеленой, как трава, рубашке, а руки и ноги у него — будто сломанные пополам лучинки; и гитара его тоже похожа на туловище насекомого с одиноко торчащей лапой.

— Точно! И правда кузнечик, — развеселились ребята.

— Ой, батюшки! Я, кажется, тебе прозвище придумала? — с шутливым испугом воскликнула Татьяна Михайловна. — Гена, я не хотела.

— Да ничего, — покладисто сказал Генка. — Это лучше, чем Медведь. А то Люстра меня медведем обозвала..