— Идите, — негромко сказал Олег. — Решение совета вы знаете… Одно мы можем для вас сделать: не снимать нашивки перед строем. В кают-компании есть ножницы. Срежьте нашивки и оставьте на столе. А потом… можете быть свободны.
Они стояли неподвижно, и стало совсем тихо.
— Идите, — повторил Олег.
Мосин заплакал.
Сенцов повернулся и, глядя поверх голов, пошел к двери. Голованов и Мосин пошли за ним. Барабанщики на полу у дверей раздвинулись, давая им дорогу.
— Все… — проговорил Олег. — Знаете что, ребята? Давайте не будем сегодня проводить линейку. Тошно что-то…
Группы разошлись, Только Сережа и Кузнечик остались, Всегда Сереже нравилось оставаться в опустевшем клубе, не спеша заканчивать какие-нибудь дела, разговаривать с Олегом о прошедшем дне.
Но сегодня все было не так. Тишина в комнатах стояла тяжелая, как память о недавнем случае.
Сережа сказал Олегу:
— Все-таки зря не провели линейку,
— Да, наверно, — согласился Олег. — Но понимаешь… я не могу. Это было бы, как пляска на похоронах.
— А эти трое ушли и ничего не сказали,—
печально произнес Генка.
Олег пожал плечами,
— Что они могли сказать? Попросить, чтобы не исключали? Тогда пришлось бы отвоевывать ремни. А они не могут, боятся. Понимаете, и сейчас боятся.
— Сенцов, по-моему, не так уж боится, — возразил Кузнечик. — Он просто думает, что невыгодно драться. Личико могут попортить.
— Это же все равно из-за страха, — сказал Олег. — Гиблое дело — такой страх. Тряпку делает из человека. И самое скверное, что не только эти трое боятся. Я сейчас за ребятами наблюдал. Кое-кто на них с сочувствием глядел… Ну нет, не с сочувствием, а с пониманием, что ли. Потому что знают про себя: тоже струсили бы.
— Да нет же, Олег! — почти с отчаяньем заспорил Сережа. — Таких больше нету!
— Есть, Сереженька, — грустно сказал Олег.
Он сел на диван и откинулся к спинке.
— Трудно, братцы… Хочется, чтобы все ребята были — во! — Олег сжал пальцы. — Как один кулак. Один коллектив. Чтобы каждый за всех болел… В Артеке мы за месяц такие отряды делали, что до сих пор, как вспомнишь, петь хочется. А здесь что… Клуб, а не отряд. Разные школы, разные смены. Разные группы. Каждая группа сама по себе живет…
Сережа сел рядом.
— Олег, — осторожно сказал он. — Ну, давайте делать отряд. Разве так уж страшно, что разные школы и смены?
Олег задумчиво посмотрел на Сережу. Потом на Кузнечика, который сидел на подоконнике и рассеянно вертел рапиру. Вертел, а глядел не на нее, а на Олега.
Глаза у Олега повеселели.
— Хорошо, капитан Каховский, — сказал он. — Постараемся. Не все же только Артек вспоминать.
— А почему ты уехал из Артека? — спросил Сережа. И сразу испугался. Вдруг там случилось что-нибудь такое, о чем Олегу плохо вспоминать!
Но Олег ответил охотно:
— Трудно… Я не про работу. Трудно все время расставаться. Месяц или два пройдет — и нет твоего отряда, разъехались пацаны. И главное, знаешь, что это навсегда. Несколько дней ходишь, света не видишь. Кажется, никогда таких ребят уже не будет. В новой смене все какие-то чужие. И будто в тысячу раз хуже тех… А потом все снова. Ну, это едва ли можно понять, если сам не испытал.
— Нет, я могу, — серьезно сказал Сережа. — Мне про это говорил уже один вожатый. Капитан катера «Азимут».
— Бот даже эти трое, — продолжал Олег. — Ушли, а на душе кошки скребут. Вспомнишь, как с Мосиным с плотов ныряли…
— Я помню, — согласился Сережа. — Но я не понимаю… Ну, почему они так?! Даже ни капельки не сопротивлялись. Ну, если бы одного четверо прижали, тогда еще понятно. Да и то…
— Да и то, — сказал Олег. — И резко встал. — В конце концов, они же фехтовальщики. Там у ящиков рейки и палки валяются. Фехтовальщик с палкой в руке может целую шайку разогнать. Одному по зубам, другому по колену, третьему по руке! Может, зря я вам это не показывал…
— Что?
— А вот что… — Олег снял с полки пачку свечей, которые зажигали иногда по вечерам на клубных «огоньках», чтобы рассказывать при мерцающем свете таинственные истории.
— Зажгите семь штук, — попросил Олег.—
И поставьте в разных местах, где хотите. Только не вплотную к стенам.
Через минуту свечи горели на подоконнике, на полке, на столе, стульях и диване.
Олег взял у Кузнечика рапиру и дал Сереже секундомер.
— Отойдите к двери. Теперь слушай, Сергей. Нажмешь кнопку и скажешь «марш». Потом я крикну «все», и ты останови секундомер.
— Ясно, — сказал Сережа, хотя было не очень ясно.
— Можно? — спросил он.
— Давай.
— Марш!
Короткий свистящий смерч прошел по комнате. Сережа услышал команду «все» и машинально нажал на кнопку.
Четыре свечи стояли на местах, но погасли. Срезанные фитильки лежали, догорая, на столе и на полу. Один горел на кончике рапиры. Две свечи лежали, перебитые пополам. Одной не было совсем. Олег, недовольно пыхтя, полез под диван и выкатил ее оттуда.
— Сколько? — спросил он у Сережи.
— Одна и восемь десятых.
— Так себе, — сказал Олег. — Не точно и не очень быстро. Но все-таки…
— Ничего себе «не очень быстро»! — искренне удивился Сережа. —