Мальчик со шпагой

Татьяна Михайловна сидела подальше, у стены. Из-за плеча Нелли Ивановны она смотрела на Сережу, как на маленького мальчика, разбившего банку с вареньем.

— Объясни нам, зачем ты устроил этот загадочный трюк с дневниками? — ровным голосом потребовал директор и положил карандаш.

— Из-за Грачева, — сказал Сережа.

— Вот-вот! Я так и знала! — взвилась Нелли Ивановна. — Он уже не первый раз выделывает такие фокусы из-за этого хулигана!

— А какой? — поинтересовался директор.

«Третий, — подумал Сережа. — Первый раз —

это с Мадам Жирафой. Второй — когда одноклассники лупили его у буфета, а мы с Наташкой их разогнали. Но про второй она не знает».

— В сентябре был такой возмутительный факт! — гневно продолжала Нелли Ивановна. — Я отправила этого Грачева к вам, а он… — она ткнула острым ногтем в Сережу, — он со своими дружками силой отбил его у дежурной девятиклассницы…

Сережа слегка разозлился и перестал бояться.

— Не силой, — возразил он. — Можно, Анатолий Афанасьевич, мне сказать?

— Ну?

— Эта дежурная силой тащила Грачева, а он так ревел, что все сбежались. Он от рева даже заикаться начал. Мы его потом к врачу отвели… Татьяна Михайловна, помните, я тогда еще опоздал?

— Да, действительно. — Татьяна Михайловна кивнула. — Я помню. Вообще-то Каховский никогда не опаздывает.

«Один — ноль», — подумал Сережа. И стал ждать. В споре главное не спешить. Пусть ДРУГОЙ человек скажет все до конца. Потом надо отвечать — коротко и четко. Как защита клинком. Когда защита, а когда и контратака. А если возмущаться, перебивать, скажут, что грубишь — вот и все. И тогда, хоть лопни, не докажешь ничего.

Директор снял очки и так же, как карандашом, стал постукивать по столу.

— Скажите, Нелли Ивановна, — спросил он, — зачем вы этого… Грачева, направили ко мне с дежурной?

Глаза у Нелли Ивановны сделались круглыми и несчастными. Она поднесла к груди сжатые кулачки.

— Да потому что сил моих нет! Я с ним воюю второй год! Это не ученик! Это… какое-то чудовище! Он делает в классе все, что вздумается! Он… Я даже сказать не могу, сил нет. А тут находятся дружки, которые его покрывают.

— Какой он мне дружок, — снисходительно сказал Сережа. — Он еще маленький.

— А ты помолчи! — отрезала она. — Будешь говорить, когда тебя спросят.

Возражать нельзя, но промолчать — значит показать, что виноват. Сережа секунду подумал и покладисто сказал:

— Хорошо.

Директор и Татьяна Михайловна переглянулись.

— Вернемся к нашему главному вопросу, — предложил Анатолий Афанасьевич. — Ты, Каховский, утверждаешь, что убрал дневники ради Грачева. Зачем? Спасал его, так сказать, от позора и бесчестья?

— От битья, — сказал Сережа, и все внутри у него натянулось. — Его отец излупил бы за эту выставку как… ну, не знаю даже. Как зверь!

— Это неправда! — возмутилась Нелли Ивановна.

— Это правда! — со звоном сказал Сережа. — Если не верите, спросите Наташу Лесникову. Они с Грачевым в одной квартире живут. Отец его все время бьет!.. А потом все удивляются, почему он такой псих…

— Сережа, Сережа, — предупреждающим тоном сказала Татьяна Михайловна.

Нелли Ивановна слегка растерянно произнесла:

— Я этому не верю, Анатолий Афанасьевич. У Грачева такой деликатный папа. Я, наоборот, хотела его в родительский комитет…

Чувствуя, как летят все тормоза, Сережа наклонился на стуле и, глядя прямо в рассерженные очи Нелли Ивановны, отчетливо сказал:

— Этот деликатный папа недавно так отделал Стаську, что он в синяках от шеи до пяток. А вы пишете: «Сорвал выступление».

— Вы это знали, Неля Ивановна? — спросил директор.

— Я ничего не знала! Я повторяю, что не верю ни одному слову этого… этого…

— Сережи Каховского, — сухо подсказала Татьяна Михайловна.

— Можно проверить, — сказал Сережа. — Синяки не краска, за день не отмоются.

— А зачем ты убрал другие дневники? — спросил директор.

Он опять надел очки. Лицо у него было непонятное. То ли ему все равно, то ли он сердился, но скрывал это. И если сердился, то на кого?

Сережа не ответил на вопрос. Он сам точно объяснить не мог, зачем целиком опустошил «двоечную» витрину.

— Зачем же? — повторил директор.

— Как-то нехорошо было бы, — неуверенно сказал Сережа. — У одного убрали, а у других стоят. А я ведь не знал, вдруг им тоже попадет…

— Вот как? — сказал директор. — А почему ты решил, что имеешь право вмешиваться в дела учительницы, изменять ее решение?

Сережа даже удивился:

— Я и не думал, что имею право. Просто выхода не было.

— Не было? А разве ты не мог поговорить с Нелли Ивановной? Не мог объяснить ей?

— Нелли Ивановны в школе не было. Да и вообще…

— Что «да и вообще»?

Сережа решительно сказал:

— Я думаю, она не стала бы меня слушать.

— Не «она», а Нелли Ивановна, — строго поправила Татьяна Михайловна.

Сережа промолчал.

— Ладно, допустим, — сказал Анатолий Афанасьевич. — А про других учителей ты тоже так думаешь? Почему ты не посоветовался с Татьяной Михайловной? Мог бы и ко мне прийти. Ты решил, что и мы не будем тебя слушать?

— Нет… — растерянно откликнулся Сережа.

— Так почему? — с нажимом спросил Анатолий Афанасьевич.

— Я не догадался.