Мальчик со шпагой

Но лезть без очереди не пришлось, в кафе было пусто. Георгий Матвеевич взял два пломбира и скомандовал:

— Налегай.

Сережа налег.

Когда он почти доел свою порцию, Георгий Матвеевич спросил:

— А тот маленький парнишка, Стасик… Он товарищ твой?

Сережа смутился.

— Ну… наверно. Раз уж так получается. Понимаете, он все время в разные истории влипает, а мне приходится его вытаскивать.

— Плохо. Я ведь сначала думал, что он так,

случайный попутчик.

— А что случилось? — встревожился Сережа.

— Что случилось… Не должен был я тебе это говорить, да все равно узнаешь. Касьянов, чтобы оправдаться, всем приятелям про это уже раззвонил. Да и на суде скажут… В общем, Стасик этот маленький, глупый… Когда нож упал рядом с ним, он его в сапожок сунул. А утром Кисе его унес. Вот какое дело.

— Зачем? — ошеломленно спросил Сережа.

— Кто же его знает? Может быть, сначала себе взять хотел — вещь красивая, блестящая, — а потом испугался. А может быть, с Кисой подружиться пожелал. Не понять. Его ведь не допросишь как следует. Чуть чего — и в слезы.

Сережа молчал целую минуту. Потом стиснул кулаки и тихо сказал:

— Если бы я знал, что он такой…

— А что бы ты сделал? — перебил Георгий

Матвеевич, — Какой бы он ни был, он еще клоп. Я вот чего боюсь: как бы не стали к нему лезть с разными дразнилками, если про эту историю к школе узнают. Потому тебе и сказал заранее. Уяснил?

Сережа машинально кивнул.

Мороженое было безвкусным и скрипучим, как замешанный на воде песок.

То что произошло потом, Сережа вспоминал со стыдом и омерзением.

В школе он пошел искать Стасика. Сначала Сережа не испытывал ничего, кроме жгучей обиды. Он хотел только сказать Стаське: «Я же из-за тебя, может, жизнью рисковал, а ты…

Эх ты!» Но потом, когда он Стасика увидел, в нем колыхнулось озлобление: «Веселится, будто ничего не случилось. Предатель…»

Стасик и правда веселился. Вместе с одноклассниками играл в чехарду.

Заметив Сережу, Стасик сник.

— Иди сюда, — велел Сережа.

Они отошли в угол. Сережа прислонился к стенке и с минуту молча смотрел па Стасика. Тот шмыгал носом, глядел в сторону и моргал.

Сережа сдержанно спросил:

— Зачем отдал Кисе нож?

Стасик заморгал сильнее, и глаза у него набухли.

— Нет, это ты брось! — жестко сказал Сережа. — Знаем мы эти трюки: чуть чего — и сразу слезы путать! Зачем отдал нож?

Стасик проглотил слезы и хотел опустить голову. Сережа уперся пальцем ему в лоб и не дал.

— Ну?

Стасик отвернулся и стал смотреть в окно. Шепотом, но с незнакомой нагловатой ноткой он сказал:

— А чё?

Мгновенная злость как бы встряхнула Сережу, и он пальцами хлестнул малыша по щеке.

Щека была мягкая и теплая.

Голова у Стасика мотнулась в сторону и поникла, как на стебельке. Сережа увидел тонкую шею с отросшей косичкой светлых волос. В тот же миг волна отчаянного отвращения к себе хлынула на него и смыла все: злость обиду, мысли о Стаськиной подлости. И одна только мысль сразу и четко застучала в нем: «Чем же я лучше его отца? Чем?»

У Стасика закапали уже непритворные слезы.

С тихим отчаянием Сережа сказал:

— Перестань. Мне в тысячу раз хуже, чем тебе!

На них уже оглядывались.

Стасик стал послушно вытирать щеки ладонями. Ладони были грязные, и на щеках оставались разводы.

— Опять разукрасился. Пошли умываться, морщась, проговорил Сережа. Взял его за руку и повел в туалет.

Он говорил и вел себя со Стасиком, как обычно. Однако делал все почти машинально. Не был он сейчас прежним Сережей Каховским, который честен перед всеми и перед собой. «Чем я лучше его отца?»

Если бы Стаська обиделся на пощечину, крикнул бы что-то грубое, убежал бы, тогда другое дело. Было бы легче. Но у него лишь голова мотнулась (a щека была мягкая и теп лая), и он стоял и думал, наверно, только об одном: ударят еще или не ударят?

«Чем же я лучше папаши Грачева?»

Стасик умылся, и Сережа дал ему свои платок, запыленный на сгибах от долгого и бесполезного лежания в кармане.

— Вытрись.

Стасик вытер лицо, руки и замер в ожидании.

Скверно было Сереже, и ни о чем говорить не хотелось. Но один вопрос он все-таки задал Стаське. Потому что необходимо было понять до конца.

— Слушай, мне от тебя ничего не надо, — оказал он почти жалобно. — Скажи только одно: зачем ты отдал Кисе нож? Я тебя очень прошу.

Сережа грудью лег на перила. Ветер обжигал щеки и голые костяшки пальцев.

Стасик переступил с ноги на ногу, мельком глянул Сереже в лицо, отвернулся и прошептал:

— Чтобы он не бил.

— Тебя?

— Ну…

— Разве он бил?

— Нет. Он только обещался, если двадцать копеек не принесу.

— Ты принес?

— У меня нету.

— А если бы были?

Стасик вздохнул.

— Иди к себе, — велел Сережа.

Потом он пришел в свой класс, незаметно взял портфель, объяснил Павлику Великанову, что у него зверски разболелась голова. Пусть скажет Татьяне Михайловне. Павлик посочувствовал. Еще бы! Столько волнений вытерпел человек!

Сережа спустился в гардероб и наврал тете Лиде, что его отпустили с уроков. Получил пальто и выскочил на улицу.