Мальчики

— Зови меня просто, по-дружески: Николай Иванович. Николай Иванович Бирюков.

— А ты в каком классе?

— В четвертом, — ответил дылда. — В четвертый перешел.

Тогда меня нисколько не удивило, не озадачило, не рассмешило то, что дылда, величавший себя Николаем Ивановичем, всего-навсего, оказывается, перешел в четвертый класс и был, таким образом, лишь тремя годами старше меня. Теперь, конечно, я бы посмеялся, а тогда — вовсе нет. Ведь эта разница ничего не значит лишь для людей взрослых и для тех, кто уже метит во взрослые. А у детей это очень значительная и наглядная разница. Так, ученику второго класса любой первоклассник представляется ничтожной букашкой, мелкотой. А в глазах того же первоклассника ученик четвертого класса — это уже огромный и всесильный мужичище, грозный обидчик либо надежный заступник.

И я тогда еще не знал, кем он для меня окажется — обидчиком или заступником, вот этот широкоскулый дылда, съевший мои конфеты.

— А ты… тоже поешь? — спросил я.

— Что-о?

Николай Иванович Бирюков снова вскочил с постели и опять завращал глазами:

— Как ты сказал? "Тоже"?.. А кто здесь еще поет, кроме Николая Бирюкова? Николай Бирюков — первый дискант, первый солист хора! Когда Бирюков берет си второй октавы…

Он стал в позу, раздул ноздри, потянул воздух, открыл рот…

И тотчас раздался совершенно безобразный, режущий ухо, пронзительный звук.

Я вздрогнул.

Но все же уловил, что этот жуткий крик вырвался не из горла Николая Бирюкова, а из окна — оно было распахнуто настежь.

— Кто это?

— Это? — Бирюков бросился к окну, повис на подоконнике. — Это розовый фламинго.

— Какой фламинго? — удивился я и тоже стал карабкаться на подоконник.

— Розовый.

— Почему?

— Вот чудак! У нас же здесь зоопарк.

Он подсадил меня.

Прямо под окном, в сотне шагов, за бетонным забором, за густым заслоном деревьев виднелась голубизна воды.

И было видно отсюда, как по всему зеркалу пруда — вдоль и поперек, стаями и поодиночке, поспешно и неторопливо — плыли птицы. Белые, черные, синие, зеленые, розовые. Птицы ныряли, били крыльями, галдели, пищали, свистели, крякали — и вот снова пронзительный, резкий звук перекрыл этот галдеж…

— Розовый фламинго! — восхищенно повторил мой сосед. — Во дает!

— Я никогда еще не был в зоопарке.

— Совсем никогда?

— Совсем.

— А пети-мети есть?

— Какие… пети?

— Ну, которые мети…

— А-а, — догадался я и вынул из кармана пятирублевку. — Есть.

— Так за чем же дело стало! — воскликнул Николай Иванович, соскакивая на пол. Он взял из моих рук бумажку, подозрительно глянул на меня: Откуда дровишки?

— Няня дала. Няня Дуня.

— Ах, няня? Ах, Дуня? — очень обрадовался Николай Иванович и, присев на корточки, стал поочередно выбрасывать свои башмачищи. "Ах, Дуня ты, Дуня…" — напевал он при этом,

Подумаешь. Я бы тоже так смог.

— Мы идем в зоопарк, — решительно заявил он. — Дети, любите животных, они ваши предки!

Дверь отворилась, и Маратик появился в комнате. Он нес граненый стакан, стараясь не расплескать, скосив на него свои черные глаза.

— Благодарю. — Николай Иванович, запрокинув голову, единым духом выпил воду. А оставшиеся капли, оттянув на затылке рубашку Маратика, вытряс ему за шиворот.

Мы бродили по зоопарку целых три часа.

Мы видели слонов — большого слона и маленького слоненка. Видели белых медведей — за каменной оградой, утыканной железными зубьями, в глубокой ямине; один там нырял в озерко, а потом выныривал, отдуваясь и фыркая, другой же баловался на бережку — мял и грыз автомобильную шину. Потом мы видели бегемота, но не всего бегемота, а только его глаза, которые помещались на шишечках, торчащих над водой бассейна, сам же бегемот целиком ушел в воду и ни за что не хотел вылезать, сколько его ни звали, сколько ни бросали ему булок и баранок. Видели полосатого тигра и полосатую зебру. Пятнистого леопарда и пятнистого оленя. Хвостатого павлина и хвостатого кенгуру. И крокодила, притворявшегося бревном, и попугая, обзывавшего дураками всех желающих…

Я впервые в жизни видел всех этих диковинных животных.

А Николай Иванович уверенным шагом бывалого человека вел меня от клетки к клетке.

Народу в зоопарке собралась тьма-тьмущая. Все больше детвора. Потому что это был последний день летних каникул, а для многих, как и для меня, это был самый последний день перед самым первым днем школьной жизни,

Но мы обнаружили такой уголок зоопарка, где людей почти не оказалось. Во всяком случае, тут они долго не задерживались. Без особого интереса проходили мимо.