— Все кругом так запутанно, так бесчувственно, и во многих случаях бездарно…
День был, в виде исключения, без солнца. Несмотря на кофе, я подавлял зевки. Восьмидесятитрехлетний, укутанный пледом, в балетном зале своей виллы в Нейи Массин подводил итог:
— Вкратце говоря, моя позиция сейчас это… позиция давно прочувствованная… это безграмотность балета повсюду, которую не замечают или не хотят заметить, потому что это касается многих окружающих элементов. Есть здесь, что называется, и шкурный вопрос.
Он умолк, а я напротив — оживился. Да, рука моя так и записала: «…шкурный вопрос». Неужели русские выражались подобным образом уже в 1913 году, когда носитель языка покинул родину? Я смотрел на Леонида Федоровича в ожидании грязи, но он себя не уронил:
— Не так давно парижская Академия балета попросила меня прочесть лекции по хореографии. Я им телеграфировал: «С большим удовольствием, когда я сам буду знать, что такое хореография».
— Вы не знаете?
— Нет.
Нижинский,