Мальчики и другие

Пока музыка еще признана среди честных искусств, написал он с наскока, и на мой инструмент покушаются только бесспорные деятели, я прошу дать мне выбрать себе для сожительства честного пасынка не старше восьми или девяти лет, не лишенного слуха и достаточной гибкости, чтобы выучить всему, с чем я сам сколько-то знаком, и так облегчить бремя брошенных на детсовет воспитателей. Улучшений себе не ищу; верю и обещаю, что выращу смену себе и защитника от посягательств республике. Никита прервался, выпустив первый пар, и затем дописал: я рассчитываю, что такая работа позволит восстановить мое имя, видимо поврежденное недавним событием в присутствии многих. Дни так долги, добавил он, подумав, и так изнурительно ждать вечера, когда наконец уляжется пыль или просто станет невидима глазу, а по радио включатся поздние чтения; музыке необходимы не столько слова, сколько самый простой разговор; мой старик недоволен тем, как я живу, и это должно прекратиться. Отложив лист, он на время уставился в голый паркет, а потом с отвращением перечитал написанное и подписался; удручала не собственная неуклюжесть, а то, сколько еще человек узнает о ней, когда он сдаст бумагу; это было не стыдно, а страшно ненужно, как и многое, многое здесь; даже больше теперь, чем когда-то давно, до всего. Чтобы не длить эти мысли, он отдал прошение ординарцу, тотчас же вперившемуся в бумагу, и, вернувшись в прежнее кресло, еще задремал; телу было туманно от близкого солнца, и минуты шли мимо послушно, пока на фонтанах не раздался хороший хлопок, от которого тряхнуло пол. Скованный робостью, Никита не сразу очнулся, и, когда в конце концов открыл глаза и посмотрел за окно, на площади было все то же, что раньше; коридорный, пришедший сюда же к окну, повернул к нему обескровленное лицо и спиной вперед отступил на свое место.