Либерман протянул руку, и Байнон пожал ее. Улыбнувшись остальным, он сказал:
- Прошу прощения, что отвлек внимание вашего столь приятного соседа.
- Можете забирать его, - сказал Дермот Броди.
- Спасибо, Сидней, - сказал Либерман Байнону. - Я знал, что могу положиться на вас. И послушайте. - Наклонившись, он понизил голос, держа Байнона за руку. - Попросите коллег, пожалуйста, чтобы они обратили внимание и на последующие дни. В продолжение той же просьбы, я имею в виду. Потому что, как сказал мальчик, Менгеле послал всех шестерых, но стоило ли ему отправлять их, если часть из них долгое время будет в бездействии. Так что после первого должно случиться не менее еще двух убийств - то есть, если они работают в командах по два человека - или еще пять, спаси Господи, если каждый действует самостоятельно. И, конечно, если мальчик был прав. Сможете ли вы это сделать?
Байнон кивнул.
- Сколько убийств вообще должно произойти?
Либерман взглянул на него.
- Куча, - сказал он. Выпустив руку Байнона, он выпрямился и, прощаясь, кивнул всем остальным. Засунув крупные кисти в карманы плаща, он повернулся и быстро зашагал к шуму и гулу Ринга.
Четверо сидящих на скамейке смотрели ему вслед.
- О, Господи, - сказал Байнон, и Фрейа Нойштадт печально покачала головой.
Дермот Броди, наклонившись, сказал:
- Что он тебе тебе сказал на прощание, Сид?
- Чтобы я попросил
Пол Хигби вынул изо рта трубку и сказал:
- Смешная мысль: он абсолютно прав.
- Ох, да бросьте эту чушь, - сказала Фрейа. - Какой-то нацист ненавидел его через телефон?
Байнон взял свой стаканчик и откусил кусок сандвича.
- В последние два года ему крепко досталось, - сказал он.
- Сколько ему лет? - Постаралась уточнить Фрейа.
- Точно не знаю, - сказал Байнон. - Ах, да, вспомнил. Как раз в районе шестидесяти пяти, насколько мне помнится.
- Ты понимаешь? - обратилась Фрейа к Полу. - Значит, нацисты убивают шестидесятипятилетних людей. Совершенно законченный параноидальный бред. Через месяц он скажет, что они охотятся и за
Дермот Броди снова склонился вперед и спросил у Байнона:
- И ты в самом деле собираешься поставлять ему эти вырезки?
- Конечно, нет, - ответила Фрейа и повернулась к Байнону. - Ведь ты не собираешься этим заниматься, верно?
Держа в руке сандвич, Байнон сделал еще глоток вина.
- Ну, я ему сказал, что попытаюсь, - пробормотал он. - И если я этого не сделаю, он по возвращении будет докучать мне. Кроме того, Лондон решит, что я тружусь над какой-то темой. - Он улыбнулся Фрейе. - Никогда не мешает создавать такое впечатление.
Не в пример многим мужчинам его лет, шестидесятипятилетний Эмиль Дюрнинг, в недавнем прошлом второй помощник заведующего Комиссией Общественного Транспорта в Эссене, не позволил себе стать рабом привычек. Выйдя на пенсию и обосновавшись на жительство в Гладбеке, что располагался к северу от города, он решил обратить особое внимание на разнообразие порядка дня. Он выходил за утренними газетами в самое разное время в первой половине дня, посещал свою сестру в Оберхаузене от случая к случаю и проводил вечера - когда он в последний момент не принимал решения остаться дома - в любом баре поблизости, потому что у него не было излюбленного заведения. Точнее, у него их было три, и он делал выбор, куда направить свои стопы, лишь выходя из дома. Порой он возвращался через час- другой, а случалось, засиживался и до полуночи.
Всю жизнь Дюрнинг опасался врагов, которые затаившись, только ждали момента добраться до него, и оберегая себя не только тем, что с годами предпочитал иметь при себе оружие, но и непредсказуемостью своих поступков. В юности он враждовал с компанией одноклассников, которые совершенно несправедливо обвиняли его в хвастовстве и пытались поколотить. Затем были соседи по солдатской казарме, которые презирали его за стремление держаться поближе к офицерам, заискивая перед ними, что, тем не менее, обеспечивало ему удобные и безопасные условия службы. Затем ему пришлось иметь дело с завистниками в Транспортной комиссии, кое-кто из которых мог бы давать уроки предательства самому Маккиавелли. О, какие захватывающие истории мог бы рассказать вам Дюрнинг о Транспортной комиссии!
И вот теперь, когда, казалось, пришло его золотое время, когда он было подумал, что может расслабиться, перевести дух и спрятать свой старый маузер в ящик ночного столика - и вот теперь он более, чем когда-нибудь, осознал, что ему угрожает подлинная опасность.