Ни в одном из предположений не было упомянуто присутствие в данной проблеме доктора
Он сел.
Либерман на несколько секунд застыл на месте, глядя на него, а потом промолвил:
- Благодарю вас, сэр. - И, обращаясь к аудитории, сказал. - Я от всей душу надеюсь, что этот джентльмен - один из ваших профессоров.
- Так и есть, - с ехидством заверили его несколько голосов; прозвучало имя Гейрах.
«ПОЧЕМУ М.?» записал он - и снова поглядел в направлении, где сидел тот человек.
- Я не думаю, что испытательный характер программы ограничился бы только гражданскими служащими, - сказал он, - тем более, что ее удобнее было проводить не в этой части света, а в Южной Америке, но вы, конечно, правы, считая, что есть особые причины присутствия доктора Менгеле. Может, у кого-то есть дополнения по этому поводу?
Молодежь хранила безмолвие.
- Медицинский аспект девяноста четырех убийств? - он посмотрел на пышноволосую женщину: та отрицательно покачала головой.
Такое же движение сделал и молодой человек, похожий на Барри, и юноша в синем свитере.
Помедлив, он все же глянул на проницательного молодого человека, который, улыбнувшись ему, тоже покачал головой.
Он глянул на записи, лежавшие на карточке перед ним:
«Деньги?
Связь с предыдущими временами?
Место рождения?
Весна 77-го?
Отношения?
Друзья?
ПОЧЕМУ М.?»
Он поднял взгляд на аудиторию.
- Благодарю вас, - сказал он. - проблемы вы не решили, но выдвинули интересные предположения, которые могут привести к ее решению, так что я искренне благодарен вам. Теперь возвращаемся к
Взметнулся лес рук.
Девушка, сидевшая рядом с «Барри», встав, сказала:
- Герр Либерман, что вы можете сказать о Моше Горине и «Еврейских Защитниках»?
- Я никогда не встречался с рабби Гориным, так что ничего не могу сказать о нем лично, - автоматически ответил он. - Что же относительно «Молодых Еврейских Защитников»: если они ограничиваются лишь обороной - прекрасно. Но если, как нередко сообщают, они нападают, это уже куда хуже. Коричневые рубашки никогда не приводят к добру, кто бы их ни носил.
Сереброголовый Хорст Гессен, обливаясь потом под ярким солнцем, поднял к голубым глазам бинокль, наведя его окуляры на голого по пояс мужчину в белой панаме, который медленно вел перед собой по яркозеленой лужайке газонокосилку. На флагштоке трепетал американский флаг; дом у него за спиной представлял одноэтажное строение из красного дерева и стекла. На том месте, где только что был человек с газонокосилкой, возник черный клуб дыма, пронизанный оранжевыми сполохами, и издали донесся гул взрыва.
Глава третья
Менгеле разместил портрет фюрера и фотографии поменьше, изображавшие дорогие для него лица и памятные встречи, на стенке над диваном, что потребовало от него перемещения дипломов и прочих наград, а также семейных снимков на те свободные места, что он мог найти между двумя окнами, выходящими на южную сторону, и вокруг большого окна лаборатории, а также в простенке на восточной стене. Освободившаяся стена была отдана конструкции, доходящей до уровня пояса, которая включала в себя набор деревянных ящичков; серые обои над ними были сняты и на стену легли два слоя белой краски - один вдоль, а второй поперек. Когда краска высохла, он вызвал из Рио художника.
Шрифтовик провел на белой плоскости безукоризненно точные черные линии и заполнил образовавшиеся графы изящными буквами, но вырисовывая их, он выразил явное стремление не обращать внимания на незнакомые ему апострофы, предпочитая выписывать их, как принято в Бразилии. И все четыре дня Менгеле приходилось, сидя за своим столом, то и дело останавливать его, предупреждать и инструктировать. Шрифтовик вызывал у него раздражение и уже на второй день он и не чаял, когда этот болван улетит.