- Нет, не обязательно, - ответил Нюренбергер. - К отдельным клеткам не относится понятие «живая» или «неживая», о них можно говорить только «вскрытая» или «невскрытая». Из пряди волос Моцарта - хотя даже не пряди, хватит одного волоска с головы Моцарта - некто, обладающий мастерством и оборудованием, - он улыбнулся Клаусу, - и, конечно,
Прикрыв глаза, Либерман сделал неверный шаг вперед и покачал головой.
- Не музыку, - сказал он. - И не Моцарты.
Он вынул из-за спины книгу и показал им ее название: «ГИТЛЕР»: на белой обложке тремя броскими штрихами были изображены лишь усики, острый нос и клок волос.
- Его отец был гражданским служащим, - сказал Либерман, - таможенником. Ему было пятьдесят два года, когда... на свет появился мальчик. Матери было двадцать девять. - Он огляделся в поисках места, куда бы положить книгу и, не найдя такового, пристроил том на одну из горелок газовой плиты. Затем он снова перевел взгляд на присутствующих. - И умер в шестьдесят пять лет, - сказал он, - когда мальчику было тринадцать лет, почти четырнадцать.
Оставив стол неубранным, они расселись в другой комнате. Либерман и Клаус на неубранной постели, Нюренбергер на стуле, Лена на полу.
Они молча смотрели на стоящие перед ними пустые стаканы, на кусочки морковки на тарелках и орешки миндаля. Они смотрели друг на друга.
Взяв несколько миндалинок, Клаус стал подбрасывать их на ладони.
- Девяносто четыре Гитлера, - сказал Либерман, покачав головой. - Нет, - сказал он. - Нет. Это невозможно.
- Конечно, это не так, - пробурчал Нюренбергер. - Просто есть девяносто четыре мальчика,
- Большинства, - сказал Либерман. Он кивнул Клаусу и Лене. -
- Сколько? - спросил Клаус.
- Не знаю, - ответил Нюренбергер.
- Вы сказали, что они могут получить пять или десять Моцартов из нескольких сотен его копий. Сколько Гитлеров может получиться из девяносто четырех? Один? Два? Три?
- Попробуйте хотя бы прикинуть, - сказал Либерман.
- Если подобранные родители сходны только по возрасту, расе и занятиям отца, то я бы сказал, что перспективы весьма сомнительны. Для Менгеле, я хочу сказать; нас же они устраивают.
- Но не в полной мере, - сказал Либерман.
- Нет, конечно, нет.
- Если бы даже существовал только один такой ... - промолвила Лена, - всегда существовала бы возможность, что он... пойдет по правильному пути.
Клаус обратился к Либерману.
- Вы помните, что сказали на лекции? Кто-то спросил вас, представляют ли опасность группы неонацистов, и вы ответили, что пока нет, но если социальные условия ухудшатся - что, видит Бог, происходит каждый день - и если появится другой лидер типа Гитлера...
Либерман кивнул.
- Который с помощью телевизионных спутников сможет обращаться ко всему миру. Глас божий с небес, - закрыв глаза, он прижал руки к лицу, придавив веки.
- Сколько из этих отцов было убито? - спросил Нюренбергер.
- И в
- Восемь! - Либерман опустил руки, моргая покрасневшими глазами. - Вы забыли Гатри в Тусконе и еще кого-то между ним и Карри. Есть и другие, в иных странах, о которых мы, скорее всего, ничего не заем. Нам известно только о тех, кто был с самого начала; во всяком случае, так обстоит дело в Штатах.
- Эксперименты с первой группой, должно быть, прошли более успешно, чем он сам ожидал, - сказал Нюренбергер.
- Я не могу отделаться от ощущения, - заметил Клаус, - что в какой-то мере вы даже рады этому достижению.
- Ну, вы не можете не признать, что чисто с научной точки зрения оно представляет собой огромный шаг вперед.
- Боже небесный! Вы хотите сказать, что можете спокойно сидеть здесь и...
- Клаус, - остановила его Лена.
- Ну, дерьмо! - Клаус отшвырнул косточку миндаля.
- Завтра же я отправлюсь в Вашингтон, - сказал Либерман, обращаясь к Нюренбергеру, - поговорить с их Федеральным Бюро Расследований. Я знаю, кто из отцов должен быть следующей жертвой; они смогут поймать убийцу, они
- Завтра? - переспросил Нюренбергер. - Я,
- Даже, чтобы предупредить появление нового Гитлера?