- Не думаю, что они станут обыкновенными. Но не Гитлерами.
- Значит, мы должны быть добрыми милыми евреями старых времен и с уважением относиться к их гражданским правам. А когда кто-то из них в
Стоя у площадки, Либерман повернулся к Горину.
- Рабби, - сказал он, - никто не представляет, какие у них шансы пойти по этому пути. Менгеле считал, что они очень высоки, но он руководствовался
- Вы поистине удивляете меня.
- Разрешите мне кончить, пожалуйста. Я даже не могу себе представить, что мы оповестим их правительства, чтобы они присматривали за ними, ибо произойдет утечка информации. И можете жизнь прозакладывать, что так оно и будет. К ним будет привлечено внимание и обязательно найдется какой-нибудь «мишуге», который попытается сделать из них Гитлеров. Или даже среди правительства может найтись такой сумасшедший. И чем меньше о них будут знать, тем лучше.
- Яков, если хоть
- Нет, - сказал Либерман. - Нет. Я несколько недель только и думаю об этом. И я бы сказал, что для повторения событий нужны два условия - новый Гитлер и социальная обстановка, подобная той, что была в тридцатых годах. Хотя это еще не все. Нужно три условия: Гитлер, обстановка... и люди, которые
-
- Нет, их будет далеко недостаточно. Я в самом деле считаю, что люди стали жить и лучше, и умнее, и мало кто теперь считает своего лидера живым Богом. Телевидение резко изменило весь мир. Да и знание истории... Кое-кого он сможет привлечь к себе, это да, но думаю, что не больше, этот претендент на роль Гитлера, в Германии и Южной Америке.
- Вы с чертовской убежденностью верите в человеческую натуру, куда больше, чем я, - сказал Горин. - Но видите ли, Яков, вы можете убеждать меня тут до посинения, но вам не удастся заставить меня изменить свои взгляды. У нас есть не только право их убить. Это наша обязанность. Их создал не Бог, а Менгеле.
Либерман помолчал, глядя на него, а потом кивнул.
- Хорошо, - сказал он. - Думаю, что мне стоит поднять этот вопрос.
- Можете это сделать, - сказал Горин, жестом показывая на стол. - Сможете ли вы объяснить им всю ситуацию тут же на месте? Нам надо еще продумать массу деталей до того, как мы разойдемся.
- На сегодня мой голос уже отказывает, - сказал Либерман. - Лучше
Они вместе вернулись к столу.
- Коль скоро я уж встал, - сказал Либерман. - Есть тут туалет?
- Вон там, наверху.
Либерман захромал к лестнице. Горин вернувшись к столу, занял свое место.
Добравшись до мужского туалета, маленького и тесного, Либерман зашел в кабинку и аккуратно запер ее на задвижку. Повесив тросточку на правую руку, он вынул паспорт и извлек из него сложенный в несколько раз список фамилий. Засунув паспорт обратно во внутренний карман, он аккуратно разорвал листы по срединной складке, сложил их вместе и опять порвал, после чего еще пару раз повторил эту операцию. Обрывки он бросил в унитаз и когда кусочки бумаги с машинописным текстом смешались друг с другом, он опустил черную ручку бачка. Вода закружилась водоворотом, вспенилась и с гулом ушла вниз, унося с собой пляшущие в водовороте обрывки бумаги.
Он подождал, пока бачок снова не наполнится водой.
Ну, поскольку он уже оказался здесь, стоит расстегнуть молнию и использовать это помещение по назначению.
Когда он вышел, то поймал на себе взгляд одного из сидящих за дальним концом стола и кивнул в сторону Горина. Сидящий бросил Горину несколько слов и тот, повернувшись, посмотрел на него. Жестом он подозвал его к себе. Посидев несколько секунд, Горин встал и с обеспокоенным видом направился к нему.
- Ну, что на этот раз?
- Вам придется притормозить.
- Ради чего?
- Я спустил список в туалет.
Горин застыл на месте, глядя на него.
Он кивнул.
- Именно это и надо было сделать, - сказал он. - Поверьте мне.
Горин продолжал с мертвенно-бледным лицом смотреть на него.
- Я чувствуя себя в забавном положении, когда говорю рабби, что..
- Могу ли я подать голос? - спросил Либерман. - Я говорю только за себя. Убивать детей,
Лицо Горина побагровело, ноздри раздулись, а карие глаза, окруженные темными кругами, вспыхнули.
- Только не говорите мне, что хорошо, а что плохо, - сказал он. - Ослиная задница. Тупой, глупый, старый
Либерман молча смотрел на него.
- Я должен был бы спустить вас по лестнице!