В моём доме живёт человек, который отсидел несколько лет ещё при Брежневе за то, что привёз как-то из рабочей поездки в капстрану Финляндию три пары джинсовых брюк и продал их здесь знакомым. Так он совсем не использует в речи эту самую феню, а те, кто никогда не сталкивались с тюремным миром, шпарят на ней так, что могут запросто сдать экзамен на филфак по данному наречию. Такие гениальные актёры, как Евгений Евстигнеев или Георгий Менглет, очень убедительно играли махровых воров в законе и без фени, а нынче так никто уже не умеет почему-то. Говорят, что когда наши юмористы, выступая где-нибудь в Штатах или Израиле перед бывшими соотечественниками, покинувшими Родину в эпоху Советского Союза, начинают читать рассказы с использованием блатного жаргона, то их юмор никто не понимает, потому что слушатели, живя в чужой стране, сумели, в отличие от нас, живших в России, сохранить настоящий русский язык, какой теперь можно услышать разве что в телепередачах Виталия Яковлевича Вульфа. Крупнейшее государство мира заболело тюремной романтикой и стало похоже на зону, где действуют не законы, а всё делается «по понятиям». Тюремные нравы и нормы взаимоотношений уголовников прижились в школах, в семьях, на производствах, но больше всего замашек позаимствовала у этого специфического мира наша многострадальная армия, где участились убийства солдат, которые осмелились жить не «по понятиям».
Всех опьянила воля. Именно воля, а не свобода. Свобода – понятие чисто европейское, которое у нас всегда предстаёт чем-то неопределённым и слишком уж философским: не знаешь, что делать с ним и с какого края к нему подойти. А воля – это уж точно наша родная стихия, как бескрайнее небо и безбрежные российские просторы. И вот такая же безграничная воля у нас очень быстро переходит в крайнюю свою разновидность – вседозволенность, самоутверждение превращается в самоуправство, где «сам царь не указка», и человек начинает делать не то, что ему действительно нужно, а что только вздумается. Словно в мозгу разжалась долго сжимаемая пружина: она достигла своего обычного состояния, но продолжает раздвигаться дальше уже по инерции движения; словно человек ищет какой-то предел, хочет дойти до самой невозможной крайности в своих поступках и страдает, когда чувствует, что уже не знает, чем же ещё удивить самого себя.
Когда началась Перестройка, то появилась надежда, что «затравленные» советской цензурой авторы вынут из глубоких столов залежавшиеся шедевры. Но этого не произошло, не появились новые Салтыковы-Щедрины и Гоголи. Если совсем недавно у нас шептали об отсутствии в СССР свободы для людей искусства и науки, многие из которых из-за этого уехали на Запад, то теперь никто не пользовался наступившей свободой для этих возвышенных занятий. Большинство почему-то посчитало нужным употребить её для свободного падения к своей полнейшей деградации, потому что страна из тоталитарного государства, где главным кредо было «всё нельзя!», вдруг резко превратилась в огромную территорию, на пространстве которой всё и вся безропотно подчинилось знаменитой формуле «всё позволено!». На смену призраку коммунизма пришёл призрак Фёдора Карамазова, который хотел в скверне, в пороке своём всю жизнь прожить, потому что в пороке-то жить слаще и проще. И хотя все ругают такую жизнь, но сами живут, только тайком. Он же хотел открыто: сделать пакость и тут же в ней не только сознаться, а возвести в подвиг, в пример для подражания. Сплошные призраки, а русские граждане не знают, кого из них слушать, потому что своего ума не хватает.
– Слушайте, – стали удивляться некоторые россияне, решившие, что демократия ничем не отличается от анархии, – оказывается, сейчас ВСЁ можно! Хочешь матом орать на главной улице – ори, пока не охрипнешь, и никто слова не скажет. Хочешь пьяным валяться поперёк улицы – пожалуйста, сколько угодно! Хочешь нужду справить, но так чтоб все видели, а то в туалете как-то скучно и банально стало это делать – да сколько вздумается, окажите милость! Хочешь развратничать – соблаговолите, продемонстрируйте всем свои незаурядные способности в этом деле! Хочешь вывалить мусорное ведро из окна на головы прохожим – валяй, «облагораживай» собственную улицу! Хочешь присвоить то, что тебе не принадлежит – осчастливьте, доставьте радость! Не хочешь учиться – не учись, не хочешь работать – не работай. Вот она, свобода-то! Вот оно, Возрождение исконной Руси из коммунистического мрака!