– Так ведь пьяный как раз и говорит всё, что думает, – заметил военрук и многозначительно добавил на латыни, как он любил это делать на манер русской интеллигенции XIX века: – Ин вино веритас, или по-нашенски, «что у трезвого на уме, то у пьяного на языке». Не получится из тебя разведчика, сержант Мочалкин.
– Да плевать! – воскликнул Валька, бывший круглый отличник. – Анна Ивановна, а помните, как у Булгакова генерал Хлудов говорит, что когда у нас, отдавая себе отчёт, говорят, то ни слова правды не добьёшься?
– Помню, Валя, – и разговор постепенно стал уходить с тропы войны.
Учителя наши с ужасом наблюдали, как мы, их вчерашние ученики, пробиваемся теперь в жизни. Больше всего их ужасало, что в стране постепенно стало исчезать само понятие профессии. Они же принадлежали к поколению, воспитанному по принципу, что человек должен обладать какой-то определённой профессией, для чего необходимо потратить немалое время на обучение и опыт. И работа человека в этой профессии обязательно должна приносить пользу людям, иначе человек не может считаться гражданином своего общества, своей страны. Их так воспитали, что человек должен приносить пользу обществу своим трудом, а не абы где сидеть от и до, абы чем заниматься, лишь бы «бабки» капали. Тогда ещё великий Райкин шутил, что есть такие профессии, что если их обладатели перестанут ходить на работу, то большой беды ни для отдельных предприятий, ни для страны в целом не будет. Он имел в виду чинушей и бюрократов и даже не догадывался, что дал точное определение занятиям будущего общества своей страны, так называемого «общества третьей волны».
Наше же поколение было внуками тех советских граждан, которые сумели добиться от государства для своих детей, наших родителей, если не лучших жилищных условий по сравнению с теми, в каких прожили они, зато хорошего образования. И они думали, что мы тоже станем инженерами, врачами, учителями, рабочими. А мы-то стали чёрт-те чем! Я понимаю, что теперь, когда Россия стала страной одних только менеджеров, многим не верится, что люди когда-то считали эти профессии уважаемыми и престижными. Когда моё поколение заканчивало школу, то многие прежние взгляды на жизнь, царившие до этого в обществе, кардинально поменялись на противоположные. Иногда казалось, что они поменялись даже не ради чего-то определённого, а просто автоматически были повёрнуты на сто восемьдесят градусов, потому что «ветры перемен так надули». Я не хочу никого обижать, но хорошо помню, как первые лица государства тогда заявляли, что не надо много лет тратить на обучение, а надо просто заниматься тем, чем хочешь, и прямо сейчас. То есть делай, что хочешь, а умеешь или не умеешь – не имеет значения. Сумел куда-то пролезть, пробиться, проползти – вот и молодец. Во всех этих призывах опять сквозил русский идеал свободы: что хочу, то и ворочу. Не делаю даже, а именно ворочу. Иначе и не назовёшь всё то, что потом было наворочано.