Лето выдалось жаркое. Архангельск как тыловой город еще не знал светомаскировки, и по вечерам его бульвары и набережные освещались уютными огнями. Посреди Двины, рея флагами США, Англии и Канады, стояли толстобокие транспорты типа «либерти» и «виктория». Вдоль берега сидели на корточках чистоплотные, как еноты, малайцы и стирали свое бельишко, еще не просохшее после вчерашней стирки. Возле них примостились матросы-негры — сами грязные, как черти, они усердно крахмалили белоснежные воротнички и манжеты. А рядом купались белые полярные медведи из цирка-шапито, и это разнообразие настраивало Савку на приключенческий лад…
Появился отец, взъерошил Савке волосы.
— Поздравляю. Тебе сегодня исполнилось четырнадцать.
— Разве? А я и забыл…
Отец рассказал, что немцы приближаются к Волге, образован новый фронт — Сталинградский.
— Сегодня у нас митинг. Будем выкликать добровольцев в морскую пехоту…
В июле буйно отцветала северная черемуха. Она совсем скрывала дома соломбальских мастеровых. В один из таких дней Савка от нечего делать поплелся на перевоз и еще издали заметил, что от реки в сторону Экипажа валит нескончаемая колонна подростков, почти его одногодков — чуть постарше. В руках мальчишек тряслись фанерные чемоданы, болтались на спинах родимые домашние мешки. Вся эта ватага, галдящая и расхристанная, двигалась неровным строем, в сопровождении вспотевших от усердия флотских старшин.
— Эй, кто вы такие? — крикнул Савка.
— Юнги, — донеслось в ответ.
— Какие юнги? — обомлел Савка. — Вы откуда взялись?
Из рядов ему вразброд отвечали, что они из Москвы, из Караганды, из Иркутска, с Волги.
Старшина отодвинул Савку прочь:
— Не мешай! Разговаривать со строем нельзя.
А дальше все было как во сне. Одним махом Савка домчал до дому, из чемодана выхватил два тома своих сочинений и понесся вдоль речки Курьи, не чуя под собой земли, в сторону Экипажа. Юнги уже прошли через ворота в теснины дворов флотской цитадели} и Савка нагло соврал часовому:
— Я же с ними! Ей-ей, отстал на перевозе.
Штык часового откинулся, освобождая дорогу в новый волшебный мир, который зовется флотом. Иногда бывает так, что судьба человека решается в считанные минуты. И да будут они благословенны!
Стоял июль — жаркий июль сорок второго года.
Хроника ТАСС, июль 1942 года
1 — на севастопольском участке фронта германские войска ценою огромных потерь продвинулись вперед; завязались рукопашные схватки.
4 — на курском направлении ожесточенные танковые атаки противника. Советские войска оставили Севастополь.
5 — в Баренцевом море советской подводной лодкой торпедирован германский линкор «Тирпитц».
14 — ожесточенные бои советских войск с группировкой противника, прорвавшейся в район Воронежа, и тяжелые бои с наступающими силами врага южнее Богучара.
15 — советские войска после ожесточенных боев оставили Богучар.
17 — советские войска оставили Ворошиловград. 21 — налет советской авиации на Кенигсберг.
23 — югославские партизаны за последние 12 дней заняли семь городов.
24 — ожесточенные бои в районах Воронежа, Новочеркасска и Ростова.
Растет партизанское движение в Польше; убийство германских полицейских стало повседневным явлением.
27 — британские войска на египетском фронте отошли на исходные позиции.
30 — оккупация японскими войсками островов Ару, Кэй и Тенимберских близ Северной Австралии.
Митинг в Трафальгар-сквере в Лондоне с участием около 70 тысяч человек обратился к правительству с призывом ускорить открытие второго фронта…
Это был горячий, изнуряющий июль, когда на советском флоте появилось новое воинское звание — юнга!
В гулких коридорах Экипажа не протолкнуться, всюду галдеж молодых голосов. Прибывший молодняк невольно терялся в новой обстановке, а потому, дабы чувствовать себя увереннее, земляки держались друг друга. Скучивались москвичи, волжане, сибиряки, ярославцы.
Савке совсем некуда было приткнуться.
— Ленинградских нету? — спрашивал он.
Нет, питерских не было, давала себя знать блокада. Савка почувствовал себя отрезанным ломтем. В коридоре ему встретился какой-то мичман с аршинной ведомостью в руке; на ходу приложив бумагу к стене, он что-то наспех исправлял в ней.
— Где тут в юнги записываются? — спросил его Савка.
— Ты откуда такой свалился? — буркнул мичман, зачеркивая в ведомости: «Копч. сел., 300 г» и заново вписывая; «Мясо, 75 г». — Экипаж только принимает годных к службе на флоте и бракует негодных, а отбор в юнги проходил по месту жительства…
— Выходит, другим и нельзя? — обиделся Савка.
— Другие — отвались!
— А если я море люблю? Если жить без него не могу?
— Как угодно, — ответил, уходя, мичман. — Можешь помирать. Только не здесь, а валяй на улицу.
Сотрясая коридор Экипажа, мимо пронеслась большая толпа кандидатов в юнги, и каждый восторженно потрясал белым листком, еще чистеньким, без отметок и помарок. Савку подхватило и понесло за ними.
— Вы куда, ребята? — спрашивал он на бегу.
— На комиссию. Для первого опроса.
— А что это за опрос такой?
— Если б знать! Говорят, по всем наукам гоняют.
— Я тоже с вами, — не отставал от них Савка. — А где лист у тебя?
— Какой?