Мальчишка-командир

– Ничего себе денек начинается, – вполголоса произнес Голиков и тихо засвистел, что было у него признаком большой озабоченности.

Зазвенел колокольчик.

– Встретимся на улице после уроков. Авось что-нибудь придумаем, – пообещал Аркадий.

Дипломат

Когда Аркадий вышел из училища, товарищи ждали его на тротуаре. Голиков кивнул им и двинулся в сторону дома.

– Ты что, не выучил урока? – спросил он Кудрявцева.

– Выучил, но она… – От волнения Костино лицо искривилось, будто ему свело рот. – Она с-сказала, что с т-таким произношением она меня н-не п-переведет…

Француженку Ольгу Сергеевну прозвали Ведьмой. И каждый реалист знал: если тебя невзлюбила Ведьма – беги из училища. По фанатической приверженности к своему предмету она могла оставить на второй год и на третий. Вернуть ее расположение можно было только безукоризненно правильной и свободной французской речью.

– Занимался бы побольше, – вяло сказал Аркадий, понимая всю безвыходность ситуации.

– Когда з-заниматься? – вскинулся Костя. – П-прихожу из училища, обедаю – и з-за прилавок. Народ в лавку ходит р-редко. Но книжку открыть не смей! «Вдруг войдет покупатель, – говорит дядя, – и подумает, что в лавку давно никто не заходил».

– Ты же не круглые сутки в ней сидишь, – заметил Аркадий.

– А когда з-запру лавку, д-дядя кричит: «К-костя, самоварчик! К-костя, дровишки наколи! К-костя, у тебя с-свинки не кормлены!» А после ужина: «К-костя, к-керосинчик-то нынче дорогонек». И уроки учу, стоя на лавке при свете л-лампадки. А дядя к-корит: «Богохульствуешь! Лампадка – для освещения лика богоматери!»

Голиков озабоченно покачал головой. В одиночку с этими проблемами Косте было не справиться.

– Я б тебе помог с французским, – сказал Голиков, – но у меня такое произношение, что мама, когда читаю вслух урок, выбегает из комнаты. Обожди… Кисель, ты же у нас свободно болтаешь по-французски.

– Я тебе сказал, что поп гонит меня с квартиры, – ответил Киселев. – Если я за два дня не найду другую, придется ехать обратно в Лукоянов, а там негде учиться.

– Ас чего поп тебя гонит? – спросил Аркадий.

– Набрал квартирантов. Дерет бешеные деньги за еду, кормит все хуже. А у самого в сарае и мясо тухнет, и мука плесенью покрывается, и овощи гниют. Ну, я ему и сказал. А он ответил: «Вон с квартиры. А то еще и от церкви отлучу!»

– Ладно, найдешь другую, – успокоил Аркадий. – У Кости дела посерьезнее.

– Я уже искал, – упавшим голосом ответил Киселев. – С обедами никто не берет. Самим, говорят, есть нечего.

– Я бы, Коля, взял тебя к нам, но ты помрешь у нас с голоду, – сказал Аркадий. – Шесть ртов, а работает одна мама.

Голиков замолчал.

«Где Аркадий найдет квартиру с обедами, если он и сам голодает? – подумали товарищи. – И как он уговорит Ведьму, если в прошлом году ее не сумел уговорить сам попечитель учебного округа?»

Это была нашумевшая история. Ведьма поставила двойку Никишину, у которого по остальным предметам были отличные оценки. И парню пришлось уйти из училища. Отец его был кошмовалом.

Мальчики добрели до приземистого флигеля с резными наличниками, где жил Голиков. «Сейчас Аркашка уйдет, – подумали об одном и том же Коля и Костя, – и мы останемся со своими заботами».

– Обождите меня, – попросил Голиков и скрылся в доме.

Через минуту он вернулся. Ранца на нем уже не было. Глаза Аркадия повеселели, а на худых его щеках проступил легкий румянец.

– Ребята, я вот что придумал, – произнес он. – Надо вас поселить вместе у Костиных благодетелей. У тебя, Кисель, появится жилье. И ты поможешь Косте с французским. Да и постесняется дядя при тебе, Кисель, на нем допоздна каждый день ездить. Кость, ты чего думаешь?

Костя долго не мог произнести ни слова. С гримасой на лице он опускал голову, мотал ею, наконец, выдавил:

– Н – не з-знаю. Д-дядя ж-жмот больно. 3-захочет ли еще н-нахлебника?

– Но ты же даром на него работаешь! – возмутился Аркадий. – И сидельцем в лавке, и дворником, и скотником.

– Б-без него я н-не мог бы у-учиться!

– А без тебя ему нужно было бы нанять трех работников. Кормить их и платить жалованье. Рискнем? Коля, ты как?

– Я хоть самого дядю буду учить французскому.

– Я с д-дядей об этом г-говорить не могу. Он з-за обедом к-как зыркнет – я к-кладу кусок хлеба об-братно.

– Ладно, я сам поговорю, – заключил разговор Голиков.

Кудрявцев привел приятелей к двухэтажному облезлому дому с деревянными колоннами, к которому примыкала тесная, в два окошка лавка. В одном окне был выставлен хомут, в другом – чересседельники, потники, веревочные вожжи и иная сбруя. Из приоткрытых дверей пахло гниющей кожей и дегтем.

У крыльца Костя подал знак, чтобы товарищи понезаметней проскользнули в дом, – опасался, что дядя тут же посадит его караулить покупателей. Ребята вошли в полутемную прихожую, старательно вытерли о коврик ноги. Испуганная непривычным шумом, по лестнице стремительно спустилась немолодая женщина в накинутом на плечи платке – Костина тетя.

– Здравствуйте, Екатерина Васильевна, – сказал Аркадий, снимая фуражку. – Мы Костины товарищи…

Киселев тоже снял фуражку и поклонился.