Мальчишки из Нахаловки(Повесть)

— Это твои друзья, я их не знаю. А лошади отцу деньги зарабатывают.

— Отцу, отцу! Ты ж его зарезать хотел.

— Хе, хотел, мало ли что сгоряча сказал. Он меня любит, сегодня он мне лаковые сапоги купил — закачаешься.

— За сапоги продался.

— Я продался?

— Ты!

— За такие слова знаешь что с тобой сделаю?

— Ты?

— Я.

— Попробуй.

Максим и Мустафа стояли нос к носу, подталкивая один другого плечами, и каждый ждал, кто первый ударит. Подскочил Газис, втиснулся между ними и растолкал в разные стороны.

— Миритесь, — спокойно сказал Газис.

— Не буду я мириться с продажным человеком, — гордо заявил Максим.

— А я с вором не хочу знаться, — ответил Мустафа.

— Я вор?!

Максим бросился на Мустафу. Но тут неизвестно откуда появился Абдул Валеевич.

— Эй, эй, как можна драца, а ну-ка разойдись. Почему драка, такой друзья и драка? Ай-ай, бульно плохо.

— Он вор. Хотел лошадей украсть, — закричал Мустафа.

— Ай, что ты говоришь, Максимка не может быть вор.

— Он хочет на тюрьму налет сделать.

— Зачем кричишь? Нельзя кричать. Садись все. Расскажи, какой налет, зачем налет?

— И твой Газис с ним. Их дружки попали в тюрьму, вот они и хотят их освободить.

— Ай, брехня какой. Давай купаться, голова не будет горячий.

Максиму не хотелось купаться, но раз уж настаивает дядя Абдул, он разделся и поплыл. Его догнал Абдул Валеевич.

— Айда на тай сторона, — сказал он.

Переплыли на противоположный берег и сели на песок. Абдул Валеевич начал допытываться, в чем причина скандала с Мустафой. И Максим все откровенно рассказал.

— Уй, какой дурной твой башка, уй дурной. Как мужна. Вас с Газиской поймают, нагайкой, а меня и Василь Василич — тюрьма. Уй, как плохо.

— А вы-то при чем?

— Мы ваш отца, ответ даем за вас. Зашем Мустафке сказал? Он будет отца болтать, отца будет полицию звать. Ай, дурной башка. Ну ладна, мал-мал ошибку давал. Будем смотреть, что будет.

Когда они вернулись, Абдул Валеевич долго о чем-то говорил с Мустафой по-татарски. И в заключение заставил обоих драчунов помириться. Мустафа как ни в чем не бывало широко улыбнулся и протянул Максиму руку.

— Не серчай, — сказал он, — я сгоряча это. Ты же ведь парень что надо.

А Максим и вовсе не умел долго сердиться.

* * *

Быстро промелькнуло в работе воскресенье. А в понедельник утром из города приехал хозяин. Он обошел ярусы, прошелся по берегу, поговорил со старшим, потом зачем-то позвал Мустафу. У Максима получился простой, и он чуть ли не впервые получил возможность спокойно рассмотреть, что он и его товарищи по работе сделали. Прошла всего неделя, а на пустынном берегу выросли длинные ярусы бревен. К ним шли и шли лошади, таща за собой очередную партию бревен. Легкие облачка пыли, взбиваемые копытами, громкие выкрики и посвисты ребят-погонщиков, сдержанные голоса взрослых рабочих — все это наполняло утро бодрящей деловитостью и пробуждало в душе веселую гордость участника коллективного труда.

Подскакал Мустафа и сказал:

— Иди, тебя хозяин зовет.

Когда Максим соскочил с коня возле хозяина, тот встретил его хмурым, тяжелым взглядом и, чуть раздвигая губы, выцедил:

— Чтоб твоего духу здесь не было.

— Как? За что?

Хозяин поднял руку и начал загибать пальцы:

— Ты хотел лошадь украсть — раз. Мустафу хотел свинячьим салом кормить — два.

— Да ведь это!..

— Пошел вон!

Хозяин брезгливо бросил на песок два рубля и исчез в шалаше.

Максим с минуту стоял, не зная, что делать. Пойти к Абдулу Валеевичу пожаловаться. А что толку? Если он заступится, то хозяин и его прогонит. Максим подобрал деньги, зашел в шалаш, взял свой мешок и тихо поплелся домой.

В конце ярусов его нагнал Антон.

— Эй, Максимка, ты куда?

— Хозяин прогнал.

— За что?

Максим почувствовал, как к горлу подступили слезы обиды, и ничего не ответил Антону. Он отошел от берега с версту и прилег под старой ветлой. Здесь, над лужей, остающейся каждую весну от разлива, выросла она, коряжистая, несуразная. Искромсанная степными вьюгами стоит, спустив жалкие остатки своих ветвей к грязной воде. Только клубки мошкары, да быстрокрылые стрекозы и были живыми существами при ней.

Эта неуютная ветла навеяла на Максима еще более тяжкие думы. Что он скажет дома? Выгнали, как собачонку. И поделом, не болтай что не надо. Этот Мустафа оказался подлецом и предателем. А что, если хозяин действительно сообщит в полицию о том, что Максим хотел организовать налет на тюрьму? Страшно подумать! Он-то «кормилец», собирался к зиме заработать не меньше отца. Заработал. Что же делать?

Вдруг внимание Максима привлек стук копыт. Он приподнялся. Перед ним на полном скаку остановил лошадь Антон.

— Вот ты где. Я уж думал, не найду, — сказал он. — Пошли обратно.

— Зачем?

— Наш хозяин берет тебя к себе.

— Правда?

— Шутить, что ль, буду. Садись сзади меня.

Максим не стал заставлять себя уговаривать. И вот он перед Соболевым.

— Ну что ж, Максимушка, продался нечестивцам, а они с тобой и расправились по-нечестивому. Выгнали, значит.

— Я не продавался, — тихо ответил Максим.