Мальчишки, мои товарищи

Раскинув крыльями руки и жужжа, как самолётный мотор, Тоник летит «на заправку». О минуте, проведённой на скамейке, он уже забыл. Впереди сегодня ещё много разных минут: то ясных, как синее небо, то затуманенных тенью набежавшего облака, то радостных, как солнечный блеск сигнальной трубы.

4. Рубикон

— Нытик, — сказал Тимка.

— Трус, — добавил Тоник.

— Ты бы хоть воспитывал его, Петька, — вздохнула Римка. — Ему через год в школу идти, а он только реветь умеет.

— Сами попробуйте. Я вчера воспитывал. Меня за это в угол поставили… Как дошкольника какого-то.

Это воспоминание так расстроило Петьку, что он даже хотел треснуть Кляксу по затылку. Но тот догадался и пересел на край поленницы.

— Воспитаешь такого, — проворчал Тимка. — Всего на свете боится, даже каких-то паршивых гусаков.

Клякса обиженно покосился на ребят, но ничего не сказал. Это была правда. Гусей Клякса боялся даже пуще, чем грозы или пчёл.

Этих зловредных птиц завела соседка, Нелли Прокопьевна. Она недавно вышла на пенсию и решила заняться птицеводством. С тех пор началась для Кляксы совсем скверная жизнь. Гусаки его возненавидели. Неизвестно за что, просто загадка какая-то.

Как только Клякса выходил на крыльцо, гуси вытягивали шеи и хищно шипели. Потом они медленно переходили в наступление. Большой светло-серый гусак шёл в лобовую атаку, а белый, который был поменьше, обходил Кляксу с левого фланга. Конечно, Клякса ревел и пускался в бегство.

Всем опротивело Кляксино нытьё.

— Хватит! — сказала Римка. — Клякса! Ты должен перейти рубикон.

Глаза у Кляксы сделались круглыми, как синие блестящие пуговицы.

— Чего? — спросил он.

— Рубикон, — терпеливо объяснила Римка. — Так говорят. Это значит, перебороть страх.

— Это один царь так сказал, — вмешался Тоник. — Он всё думал и думал, переходить или не переходить реку перед боем. А потом решил перейти, чтоб некуда было отступать.

— Не царь, а римский император, — сказал Тимка. — Юлий Цезарь. Мы это проходили.

Клякса ничего не понял. Вернее, понял только, что он должен сделать что-то особенное. Он засопел и на всякий случай прыгнул с поленницы.

— Ничего он не перейдёт, — махнул рукой Петька. — Я его знаю.

И Клякса вдруг остановился. Он совсем было хотел уйти домой, даже заморгал, но вдруг остановился. И спросил:

— А как переходить?

— Очень просто, — посоветовала Римка. — Выйди на крыльцо и дверь за собой захлопни. Бежать-то некуда будет. Вот ты и дашь этим гусятам как следует.

— Дашь! — уныло возразил Клякса. — Они вперёд дадут.

Почему-то ему захотелось доказать, что гуси не такой уж пустяк, как все думают.

— Вон как за ногу тяпнули. Такой синячище.

— Не ври! Это ты о ступеньку треснулся, — сказал Петька. — Иди сюда. Кому говорят? Будешь переходить рубикон?

Клякса молчал. Тимка полез в карман.

— Если так боишься, вот возьми. Не реви только и не бойся. А то уж надоело…

Он вытащил рогатку. Рогатка была новая, из красной резины, с гладкой чёрной кожанкой.

Клякса медленно подошёл. Все смотрели на него молча. Ждали. И Кляксе первый раз в жизни стало неловко оттого, что на него так глядят. Может быть, это было потому, что смотрели сразу четверо и не дразнились, а только думали, что он самый последний трус. А может быть, потому, что Кляксе было уже почти шесть лет. Когда шесть лет, не очень-то приятно признаваться, что ты трусишь.

Клякса посмотрел на новую рогатку, потом на Петьку.

— Давай, — сказал он и потянулся за Тимкиной рогаткой.

В тот день гусей не выпускали из сарая, и перейти рубикон не удалось.

Ночью Петька проснулся оттого, что кто-то залез к нему на кровать. Он здорово перепугался, а когда увидел Кляксу, то разозлился. Он даже вытянул из-под одеяла руку, чтобы дать Кляксе подзатыльник, но раздумал. Клякса это сообразил и прижался и нему поплотней.

— Петя, а зачем дверь закрывать? — прошептал он. Петька ничего не понял.

— Ну, завтра, — объяснил Клякса. — Когда гуси…

— Тебе ж сказали, — ответил Петька. — Чтоб не сбежал опять.

Клякса молчал. Петька только слышал его дыхание.

— А что такое рубикон? — снова раздался Кляксин шёпот. Но Петька и сам толком не знал.

— Когда отступать нельзя, это и есть рубикон. Ты целься прямо в башку, если гусаки полезут.

Клякса вдруг соскочил и зашлёпал к своей кровати. Петьке стало его почему-то жалко. Он хотел что-нибудь сказать Кляксе, но сразу не смог придумать. А пока думал, заснул…

Утром все собрались в коридоре.

— Ты поближе подпусти, — учил Тимка. — А потом бей в упор. Понял?

В карман рубашки он насыпал Кляксе пригорошню мелких камешков.

Тоник снял защёлку с самозакрывающегося замка, которым обычно не пользовались.

— Не вздумай бежать за калитку, — предупредила Римка. — И дверь закрой.

А Петька ничего не сказал. Только подобрал с пола ещё один камешек и сунул его в Кляксин карман.

Ребята ушли на речку, а Клякса остался в коридоре. Один раз он высунул голову за дверь, но сразу спрятался. Гуси ходили недалеко. Серый увидел Кляксу и гоготнул: «Доберёмся, погоди».