Мальчишник

Уже и не верилось, что в Заполярье может быть какая-то иная погода, но вот через две недели дымные облака растащило и солнечно засияли над головой беспредельные голубые небеса. Теперь полетим. Но не тут-то было. Вертолет оказался на профилактике. Снова томительное ожидание.

В любую погоду, хорошую ли, плохую, как на службу, ровно к восьми Андрей являлся в аэропорт и старался побыстрее попасть на глаза артистичному Морису.

— Сегодня ничего не светит, — обычно отвечал тот.

И вдруг на третий день после окончания ненастья пластинка переменилась:

— Завтра в восемь ноль-ноль быть здесь. Как штык!

Ни капельки не веря, что наконец улетит, притащился Андрей в аэропорт со всем своим имуществом: рюкзак, чемодан, полученный в экспедиции меховой спальник в чехле, спиннинг, удочки тоже в чехлах. Морис, к немалому удивлению Андрея, продолжал вчерашнюю песню:

— Будьте начеку. Сейчас полетим.

— Успею позавтракать в буфете? — не потому, что так уж хотелось есть, а чтобы еще раз испытать Мориса, спросил Андрей.

— Только-только!

Оставив без надзора в зале ожидания вещи, Андрей пошел в буфет и с хитрым видом — мол, знаю я эту авиацию — набрал всякой всячины: стакан сметаны, салат из помидоров, ломоть раннего арбуза, бутерброды с колбасой, сыром, кофе, и только было прицелился ложечкой к сметане, как в дверной раме нарисовался Морис и кивнул головой:

— На посадку!

Через несколько минут Андрей щипал себя за щеки, теребил за уши, чтобы удостовериться, не во сне ли все это происходит, в самом ли деле летит.

Внизу, испятнанная озерами, краснела тундра, и трудно было сказать, чего там больше: земли или воды. Слева по борту появились прозрачные, будто из дымки сотканные горы. Постепенно они делались материальнее, грубее, и рот уже осыпавшиеся вершины и пятнистые крутые склоны замелькали почти под самыми колесами вертолета. Потом земля снова ушла далеко вниз: перелетели через хребет. Впереди над реденьким лиственничным леском, прижавшимся к алюминиевой жилке реки, дневной звездой зажглась зеленая ракета, и сразу же на краю лесочка увиделись белые палатки, крохотный вездеходик и муравьиных размеров люди, бегущие на галечную косу, где белыми флажками была обозначена посадочная площадка.

2

Кое-что о своем непосредственном начальстве Андрей узнал еще в Воркуте. Руководили партией муж и жена Савельевы. Начальником партии — Александр Александрович Савельев, старшим геологом — Галина Николаевна Савельева. Пятнадцать лет назад, закончив геофак Московского университета, оба по распределению приехали в Воркуту, и все это время работали на одной и той же площади на Полярном Урале, проведя сначала крупномасштабную съемку, потом более детальную, выявили уникальное месторождение хромитов и последние годы только им и занимались, этим месторождением.

Пятнадцать лет — в представлении Андрея — срок огромный, чуть ли не целая жизнь. Из молодого можно превратиться в старика. Тем более в заполярных широтах. Однако он увидел перед собой людей почти студенческого облика: поджарые, стройные, с загорелыми молодыми лицами. Супруги чем-то неуловимым походили друг на друга, но вот глаза были совершенно разные: у Сан Саныча, как звали начальника в партии, серые, пытливые, серьезные, у Галины Николаевны — дегтярно-черные, блестящие, смеющиеся. И уж совсем не укладывалось в голове, что стоявший рядом с Савельевыми смуглолицый высокий юноша — их сын Сережа.

Вечером за ужином собралась вся партия. Стол на врытых в землю лиственничных столбиках парил над речным обрывом. Сидели в массивных креслах, выдолбленных из кедровых выворотней. Не кресла — царские троны, достойные занять место в историческом музее.

Днем Андрей долго любовался ими, пытаясь угадать, что за мастер их выдолбил и как они появились в лагере. Заметив его озадаченность, Галина Николаевна поведала следующую историю:

— Как-то весной пришел наниматься к нам в партию рабочий. Лицо землистое, одутловатое, руки ходуном ходят, карандаша удержать не могут. И вот такой говорит: не пожалеете, если возьмете. Только, мол, не трогайте три дня и вволю кормите тушенкой. Что-то в его облике еще внушало доверие, и мы, правда, не без колебаний, решили рискнуть: поверим! В этом ужасном виде вывезли его в поле. Три дня он спал. Изредка пробуждался, чтобы опорожнить очередную банку тушенки, и снова заваливался на жердяные нары в палатке. На четвертый день явился к общему столу, и ложка уже не дрожала в его руке. Потом взялся за топор. Мы и глазом не успели моргнуть, как лагерь был обустроен: столы, скамейки, переносные табуретки, кресла из пней, полочки, вешалки… А еще через неделю на берегу реки, перед глубокой ямой, чтобы можно было плавать, выросла рубленая баня, а в ней каменка, сложенная по-белому. В следующие годы он еще не одну баню поставил. Считай, на каждой новой базе. Мы их муравейниками зовем, так как фамилия рабочего Муравьев.

За столом кроме себя Андрей насчитал девять человек — вот и вся партия.