Мальчишник

Вика объявила перерыв в работе. На завтрак. Устроились у лодки. Мягкий лиманский сыр, похожий на брынзу, холодные чебуреки, которые с вечера купили в столовой пансионата. Овощи. И спелый до того, что уже растрескался, белый инжир. Таким инжиром, считает Вика, можно сразу и позавтракать, и пообедать, и поужинать — невероятно сытный.

Когда съели по первому чебуреку, из-за мыса вынырнул катер, энергично направился к нам. Подошел к берегу, к нашей лодке. Заглушен мотор. В катере двое. Работники биостанции.

— Есть разрешение на нахождение в этих местах?

— Нет, — ответил я.

— Документы личности имеете?

— Нет.

Мы действительно не взяли с собой никаких документов.

— Кто вы?

— Обычные отдыхающие.

— Но вы не в обычном месте отдыхаете. Заповедник.

— Каменщики, — сказал другой в катере. Похоже, он обвинил нас в накопительстве.

— Каменщики, — согласился я. — Но не обычные.

— Мы сейчас заняты экспериментом. Торопимся. Вынуждены отобрать весла. На обратном пути отправитесь с нами.

Весла у нас забрали. Вера, в силу темперамента, пыталась ринуться, отстоять весла. Володя ее удержал: могло классифицироваться как сопротивление властям.

Катер ушел. Мы успокоили Веру и решили закончить завтрак. Нам это удалось. Катер вернулся. Нас подцепили на буксир, и мы отправились на биостанцию.

В случившемся был повинен я. О чем во всеуслышание я и заявил на биостанции.

Эти пределы священны уж тем, что однажды под вечер
Пушкин на них поглядел с корабля, по дороге в Гурзуф…

Первым юношеским увлечением Волошина был Пушкин. Стихотворение Волошина «Коктебельские берега», как я убедился, прекрасно знали работники биостанции. Поэтому я только сказал, какое отношение оно имело к нашей неузаконенной экспедиции. В общем, объяснился.

Результат?

Два сердолика были найдены в Сердоликовой бухте. Найдены, но не нами. И были отданы нам, подарены сотрудниками биостанции, теми самыми, которые задержали нас и отобрали весла. Но теперь нам вернули не только весла, а устроили экскурсию в биологический музей при станции, показали морских драконов, морских котов и лисиц. Морскую корову и много еще всякой черноморской живности. Показали красивый экземпляр бабочки Цирцеи. Володю пригласили на рыбалку и, главное, подарили нам два лучших из лучших, какие только могут быть найдены в районе Карадага, карадагских сердолика. Огонь! Пламя! Настоящие карнеолы, сваренные в карадагском камине. Или настоящие лалы, как называют красные камни на Востоке.

О сердоликах писали еще до нашей эры древнегреческий естествоиспытатель и философ, занимавшийся минералогией, Теофраст и римский писатель и ученый Плиний. Под именем «одем» — сердолики упоминаются в Библии. В средние века сердолики служили предметом торговли, Из крупных кусков вытачивали ритуальные чаши, кубки для вина, подсвечники. Особенно ценились сердолики в Византии и в Иране. Копи их находились в Йемене и в Индии. Как отмечает крымский краевед В. Купченко, карадагский сердолик считается источником вдохновения, прежде всего для поэтов. Со времени пушкинского сердолика? В Коктебеле побывал Вересаев, автор книги-хроники «Пушкин в жизни». Приезжал за вдохновением?

Из письма Инны Юрьевны Надеждиной

Портрет Софьи в овальной раме я помню. Когда-то (в 60-х годах) сама показывала экскурсантам. Он был тогда в экспозиции парадного кабинета, а потом висел в ситцевой гостиной. Датируется 1844 годом. Сделан накануне замужества Софьи. Ей двадцать лет. Сейчас — в запаснике. А второй портрет Софьи (детский. Ей 13 лет) на моей памяти в экспозиции не был. В запаснике есть, иногда бывает на выставках.

Сообщалось еще, что автор первого портрета Каневари, второго — Кристина Робертсон.

По этому письму мы собирались съездить в Алупку, во дворец, в котором прежде бывали, но тогда не обращали внимания на портреты графини и ее семьи — что было выставлено, что не было; какие художники писали портреты: мы просто гуляли по диабазовому дворцу с башнями, пирамидами, фигурными навершениями на многочисленных трубах и внутренним серо-зеленым диабазовым двором, где когда-то громко катились колеса карет, звучали подковы лошадей; звучал смех, говор гостей. Дворцу, построенному архитектором-англичанином Эдуардом Блором, другом Вальтера Скотта, для которого Блор построил «Заколдованный замок», или, как его еще называл Вальтер Скотт, Дом-роман.