Мальчишник в зоне смерти

Картазаеву доводилось видеть тень человека, сожженного тепловым излучением ядерного взрыва, но в закрытом помещении это было бы невозможно. Взрыв снес бы весь город. А тут стены, двери целы, а от человека осталась только тень.

— Это какую температуру надо, чтобы от человека только тень осталась? — спросил Мошонкин, в нерешительности переминающийся сзади.

— Не меньше тысячи градусов по Цельсию, — ответил Картазаев.

— Что-то не нравится мне здесь. Может быть, стоит другое место подыскать?

— А что тебе здесь не нравится? — подчеркнуто бодро произнес Картазаев. — Бедняга насобирал дров, которые ему уже не понадобятся, а нам не дадут умереть от холода. А что касается всего остального, то снаряд в одну воронку два раза не попадает. Вас хоть этому учили в госбезопасности?

— Что вы мне все про госбезопасность, я там без году неделя, — обиделся Мошонкин. — Между прочим, я в органы из-за вас пошел.

— Из-за меня?!

— Ну, не совсем. Просто хотел быть таким же сильным и целеустремленным как вы.

— Ну и что, стал? — Картазаев толкнул парня и сказал примиряюще. — Ну ладно, не обижайся. Шутю. А новое место нам искать действительно не резон: огонь ночью далеко виден и нас по нему сразу вычислят. Кто бы здесь не был, я хочу обнаружить их раньше, чем они меня.

— Ну ладно, проехали, — сказал Мошонкин, стараясь казаться грубее, чем он есть.

— Сколько тебе лет?

— Вы же спрашивали. Двадцать один.

Они вернулись в ванную и перенесли почти весь хворост в комнату. Здесь Мошонкин претворил все свое умение налаживать быт в любых условиях. Часть хвороста превратил в подобия двух лож, из другой части соорудил небольшую пирамидку и, попросив на время спички обратно, запалил костерок.

— Сильно не пали, задохнемся, — предупредил Картазаев.

Мошонкин тщательно припер небольшим пеньком дверь, разложился на импровизированном матрасе и, глядя на огонь, мечтательно произнес:

— Сейчас бы картошечки печеной. Мы в ночном пекли. Берешь банку из-под консервов, кладешь в нее картофелину в мундире и в огонь. Вкуснотища.

— Скучаешь по деревне?

— У нас уже одни старики остались, а девки только в соседнем селе, а там парни злющие. Мы с Пащуком сколько из-за этого на кулачках бились.

— Ничего, вернемся, обязательно поедем в твою деревню отдыхать. Шашлычков поедим, ты меня в баньке попаришь.

— Базара нет, — широко улыбнулся Мошонкин. — Нам бы только вернуться.

— А сейчас поспи, Вася. Завтра у нас будет трудный день. Еду надо будет искать.

— А где?

— В городе ничего не получится, в лес пойдем. Ягоды, коренья будем собирать. Ты в грибах разбираешься?

— Да у меня батя лесник.

— Ну и отлично.

— Дежурить, наверное, надо будет ночью. Этот, который там, — Мошонкин опасливо кивнул на дверь, неизвестно кого больше имея в виду, то ли тень, то ли того, кто это сотворил.

— Не обязательно. Незаметно к нам все равно подкрасться не смогут. А уж мы их встретим.

Мошонкин уронил голову и сквозь дрему проговорил:

— А я помню, как вы того спецназовца из госбезопасности…

Через секунду он уже спал. Картазаев сидел на своем лежаке и задумчиво жевал засохшую травинку. На душе было тревожно, и может быть, впервые в жизни он был рад, что работает не один.

Мошонкину показалось, что он лишь смежил веки, но когда десантник открыл глаза, рядом с костерком возвышалась солидная кучка золы. Картазаев все также задумчиво сидел у стенки с неизменной травинкой в зубах.

— Владимир Петрович, вы что не спите? — изумился Мошонкин.

— Я спал, — пожал тот плечами.

— Мне очень стыдно. Мы по очереди должны были дежурить, — виновато произнес Мошонкин.

— Не бери в голову, Вася, — сказал Картазаев. — Нас ждут великие дела. Похоже, уже рассвело.

— Жалко часов нет, а то бы узнали, сколько длится здесь ночь.

— Часы здесь, — показал Картазаев на голову. — Прошло приблизительно шесть часов, как стемнело, и у нас есть шесть часов до следующей ночи.

— Вы думаете, сутки здесь двенадцати часовые?

— Возможно. Во всяком случае, этому можно найти объяснение. Помнится, в легенде говорилось, что Кукулькан священнодействовал исключительно ночью, днем на люди даже не показываясь. Думается мне, он мог для удобства перекроить земные сутки, сделав их из ночи, а день выкинув как ненужную часть механизма.

— Но шесть часов здесь же светло?

— А солнца то нет! — хитро щелкнул языком Картазаев. — Знаешь, врут все-таки люди, говоря, что богом быть трудно. Все в твоей власти. Не хочешь, чтобы наступил день, он и не наступит. Не понравился народ, только пожелай, и нет того народа. Зона смерти.

— Не скажите, Владимир Петрович, — не согласился Мошонкин. — Кому больше дадено, с того больше спрошено будет.

— Золотые слова, Вася.

— Это в библии написано. У меня бабушка очень набожная.

Глава 8

— Похоже, что тут вообще нет никого, — сказал Мошонкин, забравшись на кучу окаменевшего древнего мусора. — Ни единого человека.

— По словам пленного, отправив сюда Томку, Диего последовал за ней сам, прихватив с собой еще двоих: Артура и некоего Аркашку. Так что здесь совсем недавно прошли еще, по крайней мере, четверо, — возразил Картазаев.