Мальдивы по-русски. Записки крутой аукционистки

А с Антошей мы поженимся прямо на церемонии «Оскара». Так и придем туда: я – в роскошном подвенечном платье, а он в белом смокинге. Пусть знают.

Когда путешествующий народ дружными рядами повалил в сторону ресторана – на ужин, мы с Рыковым тихо проникли в комнату отдыха. Дима отодвинул от стены кресла, вытянул из-под центрального столика круглый ковер, впихнул его в образовавшуюся щель. Я угнездилась среди шерстяных складок, пробуравила себе смотровое окно, и Рыков прикрыл меня свободной полой ковра. К операции по внедрению в самое логово заговорщиков все было готово.

– Ну, я пошел? – неуверенно спросил писатель. – Может, еще на ужин успею.

Нормально, да? Один – в засаде, рискуя здоровьем и жизнью, а второй пойдет пузо набивать. А на шухере кто останется? А если мое убежище раскроют? Придет, допустим, уборщица, комнату пылесосить. Где ковер? Нету. Примется искать. И найдет. Что я скажу? Что у меня каюта маленькая и я тут поспать решила?

– Нет уж, дружочек, – строго сказала я, – никакого ужина. Стой у двери и никого сюда не впускай.

– Как это? – оторопел живой классик. – Вообще никого?

– Вообще.

– А ты тут что, одна лежать будешь?

– Нет, с тобой.

– Так я же за дверью.

– Идиот. Наоборот. Всех впускаешь, никого не выпускаешь.

– Даш, – заныл он, – ты что, издеваешься? Я от волнения соображаю плохо.

– Заметно.

– Так что делать-то?

– Сначала никого не впускаешь, типа, комната отдыха закрыта на дезинфекцию.

– А кого тут нашли? Тебя?

– Какая разница? Клопов, тараканов, змей ползучих.

– Даш, тогда все туристы разбегутся. Иностранцы, они же, знаешь, какие пугливые. И эти, наши, бонзы сраные, если услышат про тараканов, сюда ни за что не зайдут.

– Ладно, скажешь – влажная уборка. Перед полюсом – положено во всем чистом. Морская традиция.

– Так и мне переодеться надо?

– Успеешь.

– Ага. А потом?

– А потом впустишь.

– Здрасьте! А уборщицу где взять?

– Чего тут убирать? И так чисто.

– А я что говорю? Нет тут тараканов!

– Так, или ты включаешь мозги, или вообще пошел на фиг!

– Ладно, – согласился Рыков. – Пойду.

– Куда! – Я от злости так дернула этого придурка за рукав, что он не удержал свою толстую задницу на ручке кресла и ухнул в конспиративную яму. Прямо на меня.

От мгновенной гибели путем перелома всех костей сразу меня спас ковер, в который я была упакована. Но боль от удара была такой, что я перестала не только видеть и слышать, но и говорить.

Из всех доступных органов чувств у меня работала только дыхалка, и то плохо, со свистом и хрипом.

– У-у-у… – прохрипела я, ловя открытым ртом бесстыдно отсутствующий воздух.

– Дашка… – вдруг также тяжело задышал мне в ухо Рыков. – Меня стресс так возбуждает! Я просто зверем становлюсь! Давай трахнемся!

– У-у! – еще более возмущенно прохрипела я, пытаясь спихнуть с себя тяжелую тушу.

Туша не спихивалась, наоборот. Торопливые руки Рыкова, оказавшиеся на удивление проворными и умелыми, быстро расстегивали на мне адидасовские штаны и уже елозили по моим бедрам, пытаясь проникнуть непосредственно под трусики.

– Идиот! – наконец выплюнула я комок удушья, перекрывающий горло. – Отстань! Щас заору на весь ледокол!

– Не заорешь, – уверенно сообщил Рыков, присасываясь к моему рту.

Дальнейшая борьба происходила молча и оттого была еще более ожесточенной. Умом я понимала, что шансы неравны и этот козел в любую секунду может мной овладеть. Но честь, моя девичья честь, мое чистое незамутненное пороком мировосприятие требовали сражаться до последнего и уж если пасть жертвой насильника, то только в бессознательном состоянии.

Мое сопротивление сильно сковывал жесткий ковер, и этот же ковер служил просто отличную службу развратнику, поскольку внутри ярких узоров я лежала, как кукуруза в банке или как стреноженная на водопое лошадь. Он как-то умудрился прижать моей же спиной мои же руки, придавив меня толстым как накачанный водой мяч, пузом. Одной рукой он уже вовсю трепал мою эксклюзивную грудь, а второй, стянув почти до колен толстые брюки, вовсю хозяйничал у меня между ног. Когда и как он умудрился разоблачиться сам, я не отследила, лишь почувствовала, как что-то упругое и горячее тычется мне в живот в надежде спуститься ниже. Впрочем, то, что тыкалось, было не ахти каким упругим и уж вовсе не поражало мощью. От этого стало еще досаднее.

Техника овладевания несчастной жертвой у Рыкова была отработана превосходно, и я вдруг с ужасом поняла: маньяк! Он самый настоящий маньяк! Вот кто насилует несчастных жертв! А милиция сбивается с ног в поисках преступника. Не там ищет! Конечно, кому придет в голову заподозрить известного на всю страну писателя и журналиста!

Он сделал еще одно точное движение, сместив пузо вниз, и почти вошел в мое несчастное лоно, но тут я исхитрилась и со всей силы кусанула его за губу.

– А-а-а! – заорал Рыков, подскакивая надо мной всем телом, как огромная жаба-мутант. – Сука! Шалава!