– Вы напугали меня, – ответила я.
– Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке. То есть с вами…
– Да, со мной все в порядке.
В доказательство я продемонстрировала ключи, позвенела ими и вставила в замочную скважину. Но что-то было не так…
Из дверной ручки торчал сложенный вчетверо лист бумаги. Я быстро открыла дверь и зажгла свет.
Записка. И в ней – всего два слова: «Нужно поговорить».
Два слова, выведенные ровным, четким почерком. Почерком отличницы. Я сразу узнала его. Той же рукой был написан текст заклинания, в который кто-то завернул восковую фигурку, ныне бесследно исчезнувшую. И если раньше я только догадывалась, то теперь точно знала автора этих строк. В записке стояла подпись: «Лиза».
Монахов продолжал топтаться у крыльца.
– Послание от вашей «Клерамбо», – сообщила я ему. – Хочет со мной поговорить.
– О чем? – спросил Монахов.
Я пожала плечами, а он с надеждой посмотрел на меня.
Он явно ждал приглашения. Но я вежливо попрощалась и закрыла дверь.
Я приблизительно представляла себе, о чем Лиза собиралась говорить со мной. Вернее, о ком.
Синдром Клерамбо в действии.
Из моего любимого учебника по психиатрии я знала, что психически неуравновешенные люди чрезвычайно упорны и любой ценой добиваются своей цели. Они готовы на все. Вплоть до устранения препятствия.
В данном случае препятствием являлась я.
Я подумала обо всех странностях, приключившихся со мной за последние дни. О загадочных шумах, о разбитой статуэтке, о звонке неработающего телефона, о букете белой сирени…
Как ни удивительно, от этих мыслей мне стало легче. Ведь я уже была склонна поверить в бредовую теорию Раисы о том, что все это проделки потусторонних сил.
Я разорвала записку на мелкие клочки и выбросила в мусор.
Но что-то мешало мне насладиться наступившим облегчением.
Сообщник, вспомнила я.
У Лизы есть сообщник. Это несомненно. Я лично видела его дважды.
Мотивы поступков Лизы мне были ясны как день. А вот ее приятель откровенно пугал меня. Лиза каким-то образом неоднократно проникала в запертый дом. И он, наверное, тоже…
Я быстро проверила двери, окна. Страх подгонял меня. Бегом поднялась по лестнице и зажгла свет в коридоре. Пусть горит, так спокойнее. Влетела в спальню, щелкнула выключателем, задвинула дверной засов.
И застыла…
Поверх валявшегося на кровати шелкового платья, которое я не успела убрать, аккуратно лежала восковая фигурка. В центре предполагаемой груди торчала иголка.
– Ну, это уже слишком! – воскликнула я и поразилась тому, как жалко прозвучал мой голос.
Я обернулась в поисках чего-нибудь, во что можно было бы завернуть мерзкую фигурку – при мысли о том, чтобы коснуться ее голыми руками, мне делалось дурно – и уперлась взглядом в надпись на зеркале.
Сердце ухнуло куда-то вниз, ноги стали ватными.
"Я была такой же, как ты сейчас.
Ты будешь такой же, как я сейчас!" – вопили кривые буквы, нарисованные на зеркальной поверхности губной помадой.
Я закрыла глаза, в надежде на то, что мне все это померещилось. Но нет, все было на месте. И фигурка, и надпись.
Я буквально заставила себя сдвинуться с места. Схватила со столика какую-то древнюю газету, лежащую тут с незапамятных времен, разорвала ее пополам.
Пересиливая отвращение, осторожно стряхнула с платья на газету восковую куклу. Она распалась на куски. Видимо, ее просто сложили, не удосужившись слепить края. Извлекла иголку. Завернула все это добро в газету и брезгливо бросила на пол.
Покосилась на платье. Казалось, на том месте, где лежала кукла, зияла дыра. Я присмотрелась и поняла, что это обман зрения.
Откуда-то из закоулков подсознания выползла мысль, что восковую фигурку необходимо сжечь. Иначе она сыграет свою роковую роль. Но это потом…
Второй частью газеты я, как смогла, стерла надпись с зеркала. Помада была темно-красной, почти бордовой. Такой цвет предпочитала Фиалка. Размазанная по зеркальной поверхности, помада напоминала кровавые следы. Словно кто-то прикоснулся к зеркалу окровавленной ладонью, а потом, обессиленный, сполз вниз. Я поспешно отвела взгляд.
Ногой задвинула ненавистный сверток под кровать и опустилась на покрывало рядом с платьем. Легла на подушку и обняла платье, как будто оно было живым существом. Закрыла глаза.
«То, что тревожит тебя, находится в твоих собственных руках. Гляди только за своими мыслями и поступками и старайся всячески исправлять себя. Все, что ни случится, ты обратишь себе в поучение и пользу».
Когда-то я выписала это изречение Эпиктета в тетрадь. Мечтала сделать его моим жизненным девизом. Мне было тогда лет десять или одиннадцать. Теперь, находясь в наполненной страхом запертой комнате, я понимала, насколько наивной была. Единственным плюсом было то, что комната заперта изнутри, а не снаружи. И ничто не способно заставить меня выйти из нее.
Так мне казалось…
Но я ошибалась.