Маленькая демиуржка

— Тьфу… Отправляйся к своим детям, Ректорат претензий не имеет.

— А как Творец?

— Считай, что она почернела от горя. Там у вас все почернело и все почернели.

— Вот все бы вам смеяться…

— Иди давай, не отнимай мое время.

Пресс-конференция началась в указанное время. Творец Мира наблюдала за нею издали. Среди «Золотого Трио» сильно выделялась Гермиона Джин Грейнджер, которая и не могла подозревать, кому обязана новым имиджем… А где-то вдали, среди Миров, Творец Канонического Мира ставила точку…

Брат

Мальчика, лежащего в позе эмбриона, пинали ногами другие мальчики. Он мог только плакать, потому что мальчику было очень больно. Когда другие мальчики почему-то убежали, он, с трудом встав, медленно побрел домой, хотя это место домом не считал. Он думал о том, что если бы Дад поменялся с ним местами, то, наверное, понял, как это больно, когда тебя бьют ни за что. А «дома» его наказали за порванную одежду, называя «уродом» и «неблагодарным». Жить не хотелось, вот совсем. В такой жизни не было никакого смысла. Мальчику было семь, и он видел, что есть дети, которых любят. Мальчик не понимал, чем он плох? Чем он отличается от других? Только ли тем, что у него нет родителей?

— Шестая, а давай их местами поменяем?

— А нам по попе не дадут?

— Ну дава-а-а-ай! Если рассердятся, я скажу, что эта моя идея была, пусть мне по попе дают.

— Так нечестно, Тринадцатая…. Наставница что говорила?

— Говорила, что надо вместе…

— Значит, будем вместе!

— Да!

Утром Гарри проснулся в мягкой постели, и у него ничего не болело. Осторожно встав и одевшись в Дадлины вещи, потому что других не было, он шмыгнул в ванную. Зеркало отобразило Дадли, и мальчику стало страшно. Если тетя и дядя узнают, что он стал Дадли, его, наверное, до смерти забьют, поэтому надо молчать и вести себя, как Дадли. Как себя ведет Дадли, Гарри знал даже слишком хорошо, поэтому он попрыгал на лестнице и закричал:

— Вставай, урод!

Гарри было очень страшно и противно вести себя, как Дадли, но страшно было больше, потому что неожиданно захотелось жить. Хоть немного почувствовать себя нормальным, а не «уродом».

Утром Дадли проснулся от боли. Вскрикнув, он резко поднялся и ударился головой обо что-то. Он был в чулане, где спит этот ненормальный. Ступеньки содрогнулись, на голову посыпался мусор, и его собственный голос прокричал то, что он кричал каждое утро. Дадли стало страшно. Дверка открылась, и злая мама за шкирку вытянула Дадли из чулана, наградив подзатыльником:

— Пошел мыться, мальчишка, от тебя воняет!

Попытавшийся сказать маме, что это он, ее сын, Дадли понял, что язык его не слушается, попытался заплакать, за что получил еще один подзатыльник, от которого зазвенело в голове, и побежал в ванную. Зеркало показало мальчику то, что он уже ожидал увидеть — он стал «уродом». Его накрыло истерикой, но долго она не продолжалась, потому что в ванную зашел папа, которого он теперь должен будет называть дядей. Дадли даже не мог себе раньше представить такую боль, которую принес с собой Вернон. От такой ненависти в глазах того, кого он называл отцом, становилось плохо. Глаза Дадли закрылись, и он потерял сознание, но быстро очнулся от сильной оплеухи.

То, над чем Дадли раньше смеялся, предстало мальчику совсем в другом свете. Много еды у кузена и буквально хлеб с водой у него. Это было очень обидно, но когда он потянулся к бекону, подзатыльник опрокинул Дадли на пол.

— Это для нормальных людей, а не для таких, как ты!

Брезгливость в голосе мамы ранила мальчика в самое сердце, и он поймал сочувствующий взгляд кузена. Дадли вскочил и закричал:

— Это ты! Ты урод!

И сразу же понял, что очень зря это сделал. Когда его кинули в чулан, как сломавшуюся игрушку, Дадли представлял собой комок боли. У него не было мыслей, не было ничего, только боль. И, лежа в чулане, Дадли начал что-то понимать. Как и вся семья, он ходил в церковь, но в Бога не очень верил, особенно в проповеди священника. Но когда мальчик лежал и плакал от боли, он вспомнил слова священника о воздаянии. Он попытался обратиться к Богу и по привычке обещать, что больше никогда-никогда… Но перед ним появилась сияющая светом девочка:

— Ты пытаешься обмануть, глупый мальчик, даже сейчас. Ты должен почувствовать душой и раскаяться, а иначе — не будет тебе прощения.

И Дадли тихо завыл от бессилия. А утром он опять проснулся от боли и задумался, неужели его кузен, этот урод ненормальный, покорно терпел такую боль каждый день?

А за завтраком Гарри сказал Петунье:

— Мама, этот урод слишком худой, в школе обращают внимание, как бы не дошло до полиции. Я слышал, что так уже было.