Маленькая голубая вещица

На мгновение меня опять захлестнул страх, и в голове мелькнула мысль, что мне не следует иметь ничего общего с этой странной, бесплотной толпой. Но затем я оглянулась и увидела некоторые из лиц, прячущихся за материей ближайших ко мне капюшонов. Это были самые обычные лица, и их обладатели смотрели на меня с недоумением и удивлением. Я улыбнулась девушке с темно-русыми волосами, которая показалась мне еще моложе, чем я сама, и она сразу же покраснела и потупила взор, но прежде чем успела спрятать лицо, я увидела, как ее губы дрогнули.

Туристы не видели ничего из этого. Когда они садились на каменную скамью, Зависшие скользили прочь. Мне надо было пройти мимо них, чтобы добраться до входа на следующий пролет лестницы, находящегося на противоположной стороне галереи. Когда я проходила мимо них, большинство отступали назад, к стене, но некоторые приветственно кивали.

Добравшись до Каменной галереи, опоясывающей основание купола снаружи, я почувствовала приятное дуновение ветерка и быстро огляделась по сторонам в поисках фигур в плащах, но их не было видно. Я задержалась здесь лишь до тех пор, пока не утихла боль в мышцах икр, а потом двинулась ко входу на лестницу, ведущую к Золотой галерее. Как и предупреждал брюзгливый кассир, продавший мне билет, вход оказался перегорожен барьером, на котором висело объявление, гласящее, что галерея закрыта. Я быстро огляделась по сторонам. Туристы любовались видом города, так что я быстро перемахнула через барьер и очутилась в прохладном полумраке начинающегося за ним лестничного пролета.

По опыту предыдущих визитов сюда я знала, что это самая необычная и пугающая часть подъема на самый верх – чугунная лестница со ступеньками, связанными друг с другом только по бокам, которая, изгибаясь, идет вверх между внутренним и внешним куполом и переплетается при этом с гигантской клеткой из толстых деревянных балок, держащих на себе всю конструкцию. От взгляда с этой части лестницы вниз начинала кружиться голова, поэтому я волновалась.

Мышцы моих ног возмущенно протестовали, когда я наконец приблизилась к самому верху купола и остановилась в маленьком помещении, где располагалось смотровое окошко, через которое далеко-далеко внизу прямо под ним можно было разглядеть звезду на полу – то самое место, где я стояла, когда впервые увидела Кэллума. Я подождала какое-то время, чтобы отдышаться, чувствуя, как колотится сердце в моей груди и как все мое тело пробирает нервная дрожь. Я попыталась убедить себя, что, возможно, не смогу разглядеть Кэллума по-настоящему, и сказала себе: не стоит впадать в разочарование, если из того, на что он рассчитывает, что бы это ни было, ничего не выйдет. Я отпила воды, поправила волосы и расправила плечи. Затем преодолела последние ступеньки – где-то с десяток – и, толкнув дверь, очутилась снаружи, где ярко светило солнце.

Когда глаза привыкли к яркому свету, я смогла обозреть панораму Лондона, лежащую передо мной, – здания, казалось, целиком состоящие из стекла, блистали в лучах солнца, Темза огибала огромное колесо обозрения «Лондонский глаз». Между всем этим и мною возвышались только золоченые чугунные перила. Я огляделась по сторонам – Золотая галерея была крошечной, миниатюрный балкон наверху купола, опоясывающий основание его башенки, на вершине которой установлены огромный шар и крест. Между каменной стеной и круговыми перилами было совсем мало места, и я сразу заметила, что у входа на галерею Кэллума нет, но разочарование в моей душе быстро уступило место надежде на то, что он стоит на противоположной стороне балкона, с которой открывается вид на восточную часть города.

Я робко позвала:

– Кэллум? Ты здесь?

– Я на другой стороне! – Мое сердце возликовало, и я едва успела осознать, что ответивший мне голос, такой знакомый, звучит теперь как-то иначе – но в чем именно заключается это различие, я смогла понять только потом.

Кэллум стоял возле обшарпанных древних перил и ждал меня. Я могла видеть любимого абсолютно ясно. Темный плащ лежал на каменном полу, на солнечном свету огонь в его глазах казался еще ярче. Я могла различить каждую складку его рубашки, каждый волосок на его голове, каждый мускул на его длинных сильных руках, которые были простерты ко мне, зовя в объятия.

Его красота и статность ошеломили мое сердце, и на одно странное мгновение меня охватила робость. Какая-то часть моего существа требовала, чтобы я осталась стоять на месте – достаточно далеко, чтобы верить, будто он осязаем, – и в то же время избежать разочарования, которое ждет меня, когда я обнаружу, что не могу коснуться его. Но тут я посмотрела в его глаза и была сражена любовью, которую увидела в них. Я не могла устоять перед искушением – и, сделав шаг к нему, подняла руку, чтобы погладить его лицо.