Маленькая голубая вещица

– Благодарю вас, сестра Прайс. Теперь этим займусь я. А вы возвращайтесь к исполнению своих обязанностей. – Послышались раздраженное пыхтение и звук удаляющихся шагов.

В разговор вмешалась мать, ее голос звучал напряженно.

– Доктор, что произошло? Я слышала, что в состоянии Алекс произошло изменение, она пошевелилась. Это правда? Что это значит?

Голос врача звучал устало:

– Миссис Уокер, как я вам уже объяснял, у Алекс необратимое поражение мозга. Мы сделали все необходимые томограммы, и на них нет ничего, что бы свидетельствовало о том, что у нее есть хотя бы какие-то проблески сознания. Если она что-то и сделала – чему я лично не поверю ни на секунду, – то это движение не могло быть осознанным.

– Но она же села! Мне рассказали об этом посетители, сидевшие вон у той кровати.

– Боюсь, это просто невозможно. Они наверняка ошиблись.

– Но послушайте, доктор Синклер, – послышался еще один голос, низкий и грудной, – разве не стоит проверить их слова? Я хочу сказать, разве нам не следует провести хотя бы некоторые дополнительные исследования? Что нам терять?

– Уверяю вас, любые дополнительные исследования только внушили бы вам ложные надежды.

Спор все продолжался и продолжался. Мне хотелось тишины, чтобы можно было подумать. Что-то изменилось, что-то полностью изменилось, но я еще не до конца понимала, что именно. Хоть бы папа перестал кричать на врача.

Мой папа? Откуда мне известно, что этот низкий голос принадлежит отцу? Я ясно представила себе его лицо, лукавые глаза, которые сейчас наверняка сузились от гнева, раз он конфликтует с врачом. Что же произошло? Мне действительно нужно подумать, но вокруг царит такая кутерьма.

– Пожалуйста, замолчите, – попыталась буркнуть я, прежде чем поняла, что в мое горло всунута большая трубка. Я попыталась выкашлять ее вон. Вокруг сразу же воцарилось молчание, словно все вдруг лишились дара речи, а потом началось настоящее светопредставление.

– Алекс, это ты? – закричала мама, хватая меня за руку. – Детка, ты нас слышишь? Скажи что-нибудь!

Где-то в дальнем углу послышался голос врача:

– Это невозможно! Только не с такой томограммой. Дайте-ка мне посмотреть ее.

Я почувствовала на лице чью-то руку, и кто-то открыл один мой глаз и направил в него яркий световой луч.

– Отстаньте от меня! – закашлялась я. Свет тут же был убран, и я почувствовала, как по мне шарят чьи-то руки, проверяя пульс и рефлексы и наконец вытаскивая из моего горла трубку. Я не могла этого терпеть. – Прекратите! – собрав все силы, крикнула я. – Мне нужно подумать. – Все руки тут же исчезли.

– Я приведу к ней консультанта, – послышался чей-то голос и щелканье удаляющихся шагов. Сразу несколько человек спешили к двери. Наступила тишина, прерываемая только тихими всхлипами.

– О, Алекс, спасибо! Ты вернулась, вернулась! – рыдала мама. – Отдыхай. Мы сможем поговорить с тобой, когда ты будешь к этому готова. – Рядом кто-то шмыгал носом, совершенно незнакомый мне звук. Я осторожно открыла глаза. Свет был невыносимо ярок, но у моей постели сидел папа, по его лицу ручьями текли слезы, и в то же время он улыбался до ушей. Я улыбнулась в ответ, затем закрыла глаза, чтобы дать себе время подумать. Они меня подождут.

Воспоминания возвращались ко мне бурным потоком: мама, папа, Джош, Грейс, школа. У меня было такое чувство, будто мою голову сильно потрясли, и все эти воспоминания все еще были путаными, но я не жаловалась: по крайней мере, теперь я хоть что-то могла вспомнить. Но я чувствовала, чего-то еще не хватает.

Едва мне пришла в голову эта мысль, как я вспомнила его. Я видела его прекрасное лицо, его улыбку, его голубые-голубые глаза. Я знала, что люблю его. Затем меня словно придавил невыносимо тяжелый камень. Я вспомнила: я люблю Кэллума, но он меня не любит. Я пыталась его забыть, и все пошло не так, ужасно не так.

Кэллум. Мое сердце терзала немыслимая боль. И теперь мне придется жить с этой болью всегда. Перешел ли он уже к покорению другой девушки? Я сжала руку в кулак и почувствовала, как из глаза вытекла слеза и покатилась по моему лицу вниз. Кто-то попытался нежно утереть ее, погладив меня по щеке пальцами, легкими, как перышки мелких птиц.

Мои глаза резко открылись.

Родители сидели рядом с другой стороны постели и увлеченно обсуждали что-то с врачом. Внезапно я ощутила покалывание в руке и повернула голову. Рядом с кроватью находился блестящий металлический лист. На его хромированной поверхности я видела себя. И здесь же, рядом, был Кэллум, он смотрел на меня с выражением любви и огромного облегчения на лице, и все мое существо охватила любовь к нему. Я улыбнулась и почувствовала на лице нежное, легкое прикосновение, но тут вспомнила, что он меня предал. Как я могла позволить себе улыбнуться? Я не могла поверить, что мне предстоит снова пройти через всю эту боль. Ведь я знала: как бы я его ни желала, ему нужно нечто совсем другое.