Солнце медленно поднималось из-за горизонта, освещая лабиринты улиц Рионнелиона - столицы Рестарионской Империи. Небо стремительно светлело, преображаясь от предрассветного серого сначала в лиловый, потом в розовый. На востоке небосклона разливалась целая палитра переходящих друг в друга оттенков этих цветов, подсвеченная солнцем, которое поднималось всё выше и выше. Солнечные лучи, становящиеся с каждой минутой всё ярче и длиннее, проникали в город. Сперва несмело коснулись верхушек деревьев Толлернской рощи, на его западной окраине, затем проскользнули над чёрной гладью Гаартенского пруда, даря ему свои солнечные блики, дошли они и до жилых кварталов, проникая в сады, беседки, веранды, заглядывая в непредусмотрительно распахнутые или не задёрнутые шторами окна.
Проникли солнечные лучи, естественно, и во дворец, расположенный в центре города, его они, освещали одним из первых, поскольку он стоял на возвышенности. Но здесь им ещё не кого было будить, жизнь била во дворце ключом до середины ночи, а то и до раннего утра, ведь в темноте так удобно назначать тайные встречи, свидания, плести интриги и подбрасывать конкурентам компромат, не говоря уже про балы и светские рауты, поэтому сейчас дворец отдыхал. Разве что слуги потихоньку поднимались, начиная свой рабочий день. Остальные же жители дворца спали.
Спали придворные дамы, отдыхая от бурно проведённой с очередным (или постоянным - чего в жизни ни бывает) любовником ночи, спали их горничные, дисциплинированно дожидавшиеся своих хозяек с очередного приёма или тайной встречи, а потом незаметно убегающие через потайную дверь, если те приходили с кавалером. Спали служащие Канцелярии Его Императорского Величества, видя во сне очередные тайные послания и интриги с ними связанные. Спали советники императора. Даже вездесущий лорд Лирандийский прикорнул на кушетки в своём рабочем кабинете. Спал и император.
Сегодня он был рад и более чем доволен от проведённой как по нотам встречи и перспектив, которые она сулила. Даже подарил на радостях фаворитке очередную побрякушку, стоимостью в пару чистокровных скакунов. Вот только сон его был тревожен. Казалось бы, совесть материя слишком тонкая для политика, но, тем не менее, образ его бывшей жены раз за разом приходил к нему во сне.
Нет, она не погибла, как гласила официальная версия, и он даже не убил её, хотя такой вариант её устранения рассматривался. Бывшую - теперь уже - императрицу просто выкинули из привычной жизни, лишили имени, воспоминаний - всего, и, разумеется, - детей. Именно этот миг, когда Микариэль была поставлена перед страшным выбором либо смерть, либо новая жизнь без её только что рождённых малышей, он и видел раз за разом во сне. Её полные слёз глаза, нежные руки, незнавшие ничего тяжелее пялец для вышивания, в последний раз гладившие их крохотные с ещё мутными и не до конца раскрывшимися глазками личики, дрожащие от беззвучных рыданий тонкие плечики и вьющиеся крупными кольцами каштановые локоны, падающие на её залитые дорожками слёз лицо, укутывающие сгорбленную спину. Он не должен был видеть её такой. Какого демона, он заглянул в комнату, когда она попросила оставить её, чтобы попрощаться с детьми? Его проклятое любопытство, чтоб ему его тогда вурдалаку в глотку засунуть! Теперь оно обходилось ему слишком дорого.
Вышла к нему на крыльцо скрытого ото всех загородного дома она, как всегда, гордой и несломленной. Спокойная, уверенная, принявшая свою судьбу, но тем не менее остававшаяся достойной звания императрицы до конца. До того самого конца, пока ей не стёрли все воспоминания и без сознания не отвезли в один из пограничных городков Лирона, небольшого королевства граничащего с империей. Он должен был запомнить её такой - гордой, уверенной, прекрасной. Должен был. Но помнил отчаявшуюся, надломленную, скулящую от безысходности молодую мать, которая должна была оставить своих детей, и её глаза полные боли и тоски.
Напрасно Террион раз за разом оправдывал себя, выпутавшись из липких пут очередного кошмара, тем, что принятое им решение в сложившейся тогда ситуации было самым рациональным, что он и так пошёл на риск, сохранив ей жизнь. Всё это было совершенно напрасным. Совесть, спавшая днём мёртвым сном, по ночам просыпалась, терзая его бессмысленными и иррациональными кошмарами. Вот и теперь...
Солнце же поднималось всё выше и выше над городом. Ему были безразличны людские страдания, даже если это страдания императора. Оно было для этого слишком высоко и бесстрастно и могло позволить себе полное безразличие ко всему.