Маленькая хня

— А ну-ка пойдем, расскажешь, — сказал он и повел ее такими долгими трапами вверх, что Машка таки идентифицировала своего собеседника с капитаном, потому что простой привел бы куда пониже.

И вот же бывает такое гадство — об этом все знают — когда вечно выглядишь идиотом перед симпатичным тебе человеком. Как пойдет с самого начала, так и не остановиться. Когда-то мне сильно нравился редактор в одной газете, в которой я работала. Так всю дорогу, как ни зайдет он в мой кабинет, я то колготки подтягиваю, то на меня штора падает, то я сама с подоконника валюсь, а то вот явилась в очень красивой блузке, а он мне и говорит: Лора, у тебя, кажется, блузка наизнанку надета. Я посмотрела — точно, наизнанку. Но Машке, конечно, было еще хуже, потому что ее ситуации были уж совсем дурацкими, и скоро она стала выглядеть в глазах капитана настолько, с ее точки зрения, безнадежно, что исправить уже ничего нельзя, теперь надо только ухудшать.

Капитан для начала закрыл дверь и устроил Дэбэ такую взбучку, что уж лучше бы, подумала она, и правда трахнул.

— Так, — сказал капитан, — первое: открывать иллюминатор на ходу категорически запрещается. Ясно?

— Ясно, — кивнула Дэбэ.

— Второе. Высовываться из иллюминатора на ходу категорически запрещается. Ясно?

— Нет.

— То есть!

— А как я из него высунусь-то, если он закрыт. Так и надо говорить — не открывай, Маша, иллюминатор. И все. А больше ничего не надо говорить.

— Боже мой, ну и кадры присылают, кошмар... Ладно, поехали дальше. Что на тебе надето?

— Все надето, — удивилась Дэбэ.

— Бл... Извини, пожалуйста. На ногах что надето? Это шлепанцы какие-то. Чтоб я больше не видел. Обувь на судне должна быть с задниками, ясно? Тут тебе трапы, а не лестницы, ясно? И комингсы, железные, между прочим, и края у них острые. Ясно?

— Ясно.

— Что ясно?

— Буду с задниками.

— Славатеоссподи... Так, дальше. Старпому скажи, прямо сейчас пойди и скажи, чтобы поставил тебя в столовую команды... нет, туда тоже не надо. Скажи, чтоб поставил тебя уборщицей не выше главной палубы, пока вот это безобразие не заживет. Ясно?

— Ясно.

— Свободна.

— Ясно.

— Стой. Про то, что льдиной зае... про льдину — чтоб никому. Ясно? Или уже кому-то сказала?

— Нет, вы мне сегодня первый попались.

— Я тебе не попался!! ...короче, если кому скажешь, что об льдину поцарапалась, лично голову оторву. Ясно?

— Ясно.

— Все, топай отсюда.

Машка спустилась палубой ниже и нашла дверь с табличкой «старший помощник капитана». Дверь была закрыта, за дверью стояла тишина. Машка постучала сначала вежливо, потом — посильнее, и через минуту заспанный чиф, легший спать в пять утра, потому как поменялся с вахты в четыре, а пока то-се, в общем, какой идиот там тарабанит, высунулся наружу в полосатом махровом халате и увидел вчерашнее дэбэ.

— Чего надо? — спросил он, — уйбля, что у тебя с лицом?!

— Капитан попросил никому не говорить, — сказала Дэбэ.

Чиф удивился двум вещам: наличию общих секретов между капитаном и Дэбэ, а еще тому, что Дэбэ реагирует на человеческую речь. Но удивился не очень сильно: ему хотелось спать.

— Капитан сказал, чтобы вы меня в уборщицы перевели, пока не заживу.

— А позже нельзя было об этом сказать? Или хозпому? Видишь, дверь закрыта? Дверь закрыта, значит, отдыхает человек, ясно?

— Что вы все, «ясно» да «ясно»! Он сказал, сейчас сказать. Вам. И вообще, откуда я знаю про ваши тут двери.

Старпом подумал, что Дэбэ, действительно, может о дверях и не знать.

— Ну теперь ты в курсе, — сказал он, — так что все дела после обеда. Тем более все равно ты до завтра свободна. Так что свободна. Ясно?

— Ясно. Я пошла. — Иди. Как глаза?

— На свет больно смотреть.

— Пройдет. Все, — и захлопнул дверь.

Два месяца Машка мыла длиннющую нижнюю палубу со всеми находящимися там гальюнами и душевыми, а также делала приборку в каютах младшего командного состава. Месяц заживала рожа, а еще месяц получился как бы нечаянный бонус, потому что все забыли о временности ее ротации, а она не напоминала. Дэбэ она, что ли, напоминать.

В уборщицах Машке нравилось. Подъем, правда, в 4 утра, зато палубу за пару часов вжик-вжик, потом поспать, потом после завтрака — каюты, а это совсем ерунда, младший комсостав на то и младший, что трудозатрат на него уходит совсем ничего. В общем, рабочий Машкин день длился не более 3.5 — от силы 4 часов, в то время как буфетчица с дневальной по целым дням крутились в карусели завтрак-посуда-уборка-обед-посуда-тричасапоспать-чай-посуда-ужин-посуда-душ-приятнообщаться-спать. А повару и еще хуже.

Два месяца прошли почти без происшествий: где-то еще в первую неделю она перестала рефлекторно блевать при виде недосмытого кем-то кала, покачивающегося на волнах забортной воды в стакане унитаза. Уже без всякого внутреннего трепета и душевных содроганий она смывала говно, затем надевала толстые резиновые перчатки и драила унитазы пастой «Санита», а душевые кабинки — щавелевой кислотой, запрещенной к использованию на судах, зато очень эффективной. После щавельки в носу воняло паленой кожей, но недолго.