Маленькая хозяйка Большого дома. Храм гордыни

— Я постараюсь, — ответил он любезно. — Скажу больше: мне очень неприятно, что я опоздал к обеду. Пройдут долгие годы, но этого не повторится. Я вас беспокоить не буду, вот увидите. Меня будто и не будет в доме.

Прощаясь с нею на ночь, он добавил, как бы что-то вспомнив:

— Об одном я вас предупреждаю: О-Чай, повар, он уже у нас так долго, что я и не знаю, лет двадцать или тридцать. Он готовил для отца еще задолго до того, как был построен этот дом. Меня еще на свете не было. Он у нас на особом положении. Он так привык все делать по-своему, что вам придется обращаться с ним крайне осторожно. Но если он вас полюбит, то и головы дурацкой своей не пожалеет, чтобы угодить вам. Меня он очень любит. Вы сделайте так, чтобы он и вас полюбил, и вам здесь будет чудесно. А я даю слово, что не буду причинять вам никакого беспокойства.

Глава V

Ровно в девять часов вечера, секунда в секунду, Дик Форрест, одетый в самое старое свое платье, встретил Тима Хэгэна у парома.

— К северу идти не стоит, — заметил Тим, — придет зима, и спать будет холодно. Хочешь на восток — это, значит, Невада и пустыни.

— А нельзя ли куда-то еще? — спросил Дик. — Как насчет юга? Пойдем на Лос-Анджелес, Аризону, Новую Мексику, ну и, пожалуй, в Техас?

— А сколько у тебя денег? — спросил Тим.

— А тебе зачем? — осведомился Дик.

— Нам придется убраться поскорее, а за это для начала надо уплатить. Мне что? Но для тебя это важно: твои опекуны поднимут тревогу. Они наймут сыщиков, а нам придется от них смываться.

— Так мы их проведем, — заявил Дик. — Первые два-три дня мы станем петлять, как зайцы, то вправо, то влево, и большую часть времени будем прятаться, пока не доберемся до Трэйси. А потом перестанем платить и повернем к югу.

Программу эту они выполнили в точности. Через Трэйси они проехали как платные пассажиры через шесть часов после того, как местная полиция перестала обыскивать местные поезда. Для большей осторожности Дик уплатил до станции, лежащей за Трэйси, до Модесто, а затем, под руководством Тима, они уже путешествовали бесплатно в багажных вагонах и даже на предохранительных сетках. Дик покупал газеты и пугал Тима, читая ему сенсационные сообщения о похищении маленького наследника миллионов Форреста. А в Сан-Франциско опекуны объявили награду в тридцать тысяч долларов за розыск их питомца. И Тим Хэгэн, зачитываясь этими сообщениями, лежа в траве у ручейка, заставил Дика запомнить, что чувство неподкупной чести свойственно не одним только обитателям дворцов на холме, но и бедных лачуг.

— Черт возьми, — обращался Тим к расстилавшемуся перед ним пейзажу. — Вот бы разорался мой старик, если бы я тебя выдал за эти тридцать тысяч, подумать и то страшно.

Из того, что Тим просто и открыто заговорил об этом, Дик заключил, что сын полисмена ни в коем случае не предаст его.

Но сам Дик завел разговор об этом только через шесть недель, в Аризоне.

— Знаешь что, Тим, — сказал он, — денег у меня уйма, и они все время нарастают; я же не трачу ни одного цента или, во всяком случае, очень мало… хотя эта миссис Соммерстон получает тысячу восемьсот долларов в год на всем готовом, и лошади к ее услугам, а мы с тобой рады, если нам дадут остатки от обедов кочегаров. Но все равно, мой капитал растет. А сколько это — десять процентов с двадцати миллионов долларов?

Тим Хэгэн уставился в раскаленную пустыню и пытался решить эту задачу.

— Сколько составляет одна десятая от двадцати миллионов? — спросил Дик.

— Ну, конечно, два миллиона.

— Так, ну, а пять процентов — это половина десяти. Сколько же принесут двадцать миллионов по пяти процентов в год?

Тим заколебался.

— Ровно половину, половину двух миллионов! — воскликнул Дик. — В таком случае я с каждым годом становлюсь богаче на миллион. Ты это запомни хорошенько и слушай дальше. Когда я стану хорошим мальчиком и соглашусь вернуться, но это будет через много лет, мы с тобою это дело сделаем. Когда я тебе скажу, ты напишешь отцу, он на нас нагрянет в условном месте, арестует меня и потащит домой. Он получит от моих опекунов тридцать тысяч награды, бросит службу в полиции и, вероятно, откроет питейное заведение.

— Тридцать тысяч чертовски большие деньги, — Тим таким образом небрежно поблагодарил.

— Но не для меня. — Дик не желал преувеличивать своего великодушия. — В миллион тридцать тысяч входят тридцать три раза. А мое состояние приносит каждый год по миллиону.

Однако Тиму Хэгэну не суждено было увидеть отца владельцем трактира. Два дня спустя какой-то кондуктор, найдя мальчиков, скрывавшихся в пустом товарном вагоне, по глупости выставил их, когда поезд стоял на виадуке, перекинутом через крутой и голый овраг. Дик взглянул вниз на каменистое дно и запротестовал:

— Положим, на виадуке место есть, ну, а что, если поезд вдруг тронется?

— Не тронется, удирайте, пока можно, — настаивал кондуктор, — паровоз всегда здесь набирает воду.