Маленькая хозяйка Большого дома. Храм гордыни

Немного погодя, когда они все трое уже поднимались из-за стола, вошли Льют и Рита. Грэхем с Бертом перешли в бильярдную, и за игрой Берт сообщил, что Дик Форрест к завтраку никогда не выходит, работает в постели с самого раннего утра, пьет кофе в шесть и только в очень редких случаях появляется среди гостей раньше, чем ко второму завтраку, в половине первого. Что же касается Паолы Форрест, то Берт рассказал, что она плохо спит, поздно встает, живет в просторном флигеле, выходящем на особый дворик, который он и видел только раз; она очень редко выходит раньше половины первого, а то и позже, и дверь ее комнаты открывается без наружной ручки.

— Хотя она и здоровая и сильная и все такое, — пояснял он дальше, — но у нее врожденная бессонница. Со сном у нее всегда были проблемы, даже в детстве. Но ей это как-то не вредит. Сила воли у нее удивительная, и она владеет собой. Нервы у нее вечно очень напряжены, но, вместо того чтобы метаться и волноваться, когда ей не спится, она просто приказывает себе лежать совершенно спокойно, давая телу полный отдых. Такие ночи она называет «белыми». Иной раз она засыпает на заре, а то в девять или десять утра. Тогда она спит позднее, а выходит лишь к обеду, совершенно свежая и веселая.

— Видно, это действительно у нее врожденное, — заметил Грэхем.

Берт утвердительно кивнул.

— Девятистам девяносто девяти женщинам из тысячи из такого положения не выкрутиться бы, а ей хоть бы что. Не выспится в свое время, поспит в другое — и наверстает.

Берт Уэйнрайт много еще чего рассказал о хозяйке. И Грэхему нетрудно было догадаться, что, несмотря на давнишнее знакомство, молодой человек благоговеет перед ней.

— Я еще не видел никого, кого бы она себе не подчинила, — сознался он. — Мужчина ли, женщина ли, слуга, возраст, пол, общественное положение — все это не имеет значения, если она посмотрит и заговорит как-то так свысока. Как она этого достигает, не знаю! Глаза ее загорятся каким-то особым светом или губы сложатся в какую-то особую складку, уж не знаю, но так или иначе, только ее слушаются, это несомненно.

— Да, в ней это есть, — согласился Грэхем.

— Вот именно, — обрадовался Берт. — Какая-то ее особенность. Меня прямо в дрожь бросает, а почему — не знаю. Может быть, ей так легко проявлять свою волю потому, что она научилась самообладанию бессонными ночами; привыкла не жаловаться и не раскисать. Весьма возможно, что она и прошлую ночь глаз не сомкнула от возбуждения — сколько народу перебывало, да и это купание с Горным Духом; но, заметьте, все то, из-за чего большинство женщин ни за что бы не заснули — опасность, волнение и т. д., ее нисколько не волнует; я знаю от Дика. Он говорит, что она способна спать, как убитая, во время бомбардировки или когда пароход, на котором она находится, сел на мель. Одно слово: она просто чудо. Вы поиграйте с нею на бильярде по-английски.

Позднее, когда Грэхем вместе с Бертом прошел к барышням в комнату, где они обычно проводили утро, он, несмотря на веселые песни, танцы и болтовню, ни на минуту не переставал ощущать какую-то пустоту, тоскливое одиночество, желание увидеть хозяйку, желание, чтобы она вошла к ним в каком-нибудь совершенно новом и неожиданном облике.

Еще позднее, верхом на Альтадене, сопровождаемый Бертом на кровной кобыле Молли, Грэхем в течение двух часов осматривал образцовое молочное хозяйство и едва успел вернуться вовремя, так как договорился сыграть с Эрнестиной партию в теннис.

Ко второму завтраку он шел с нетерпением, которое, конечно, объяснялось не только тем, что он проголодался; как только он убедился, что хозяйка не выйдет, он почувствовал сильное разочарование.

— Наверное, «белая» ночь, — пояснил Дик гостю и прибавил некоторые подробности по поводу того, что Грэхем уже знал от Берта: о ее врожденной бессоннице. — Верите, мы уже были женаты несколько лет, прежде чем я увидел ее спящей. Конечно, я знал, что и она спит, как все, но сам я никогда ее спящей не видел. Мне пришлось видеть, как она трое суток не смыкала глаз и все же была такая же бодрая и приветливая, как всегда, пока, наконец, не заснула от изнеможения. Это было, когда наша яхта села на мель у Каролинских островов и нас снимало все население. Дело было не в опасности — опасность нам не угрожала, — но стоял постоянный шум, царило возбуждение. Спать было некогда, все окружающее слишком впечатляло, и она переживала все это очень активно. Когда же все кончилось, тут-то я и увидел ее спящей, первый раз в жизни.

Утром приехал новый гость, некто Доналд Уэйр, с которым Грэхем встретился за завтраком. Со всеми остальными он, по-видимому, был хорошо знаком и в Большом доме бывал, вероятно, часто. Из разговоров Грэхем понял, что он скрипач, несмотря на свою молодость, хорошо известный по всему Тихоокеанскому побережью.

— Он влюблен в Паолу, — сообщила Эрнестина Грэхему, выходя с ним из столовой. Тот только поднял брови.