Маленькая книга жизни и смерти

Учитывая эти современные настроения, нет ничего удивительного, что стариков поздравляют (если их вообще с чем-то поздравляют) с тем, что они не старики! Наоборот, их хвалят за то, что они ходят, говорят, водят машину или играют в игры с мячом, как кто-то в два раза моложе! Как если бы было нужно превозносить ребёнка за то, что он достиг средних лет! Как печальна, если не сказать оскорбительна, подоплёка, что старость — бедствие! Она действительно бедствие, когда она смотрит назад, не имея собственных перспектив, смысла и задач.

Эта мрачность — не исключительно современная и западная. Убеждённость Будды в том, что жизнь полностью неудовлетворительна, возникла отчасти из его видения старости. По преданию, когда он был молодым принцем, его оберегали от трагической стороны вещей. И однажды, выезжая из дворца, он увидел старого человека, больного человека и мёртвого человека. Он был так шокирован, что стал странствующим аскетом, решив во что бы то ни стало найти причину такого страдания и лекарство от него.

В то время как существующее сейчас плохое мнение о заключительной стадии жизни имеет что-то общее с мнением Гаутамы Будды, наш метод решения проблемы в корне другой. Его доставшийся тяжёлым трудом путь полного осознания и приятия сработал; наш лёгкий путь уклонения совсем не работает. Эти жалкие попытки продлить молодость, утаить неизбежные факты идущей на убыль жизни лишены всякого достоинства, практичности и здравого смысла и не делают ничего, чтобы облегчить боль вынужденного бездействия. Чем остаётся быть тому, что было? Когда очаровательные цели, преследовавшиеся в детстве и молодости, достигнуты — или же оказались недостижимыми — и поэтому неизбежно лишены того очарования, которое им придавало расстояние, какие сравнимые с ними новые цели вырисовываются вдали для стареющего человека? Ну, он или она всегда может попытаться собирать коллекцию — морских ракушек, почтовых марок, серебряных изделий, предметов антиквариата, акций и облигаций, директорских постов, газетных объявлений, почётных степеней, учеников, хороших поступков — всё это сводится в конце концов к одному и тому же: всё большему разочарованию. Ничто не подводит человека так, как успешная коллекция. Ничто не собирает более толстых слоёв пыли времени. И если человеку в конечном счёте удаётся выползти из-под своей коллекции и ускользнуть в Приют для Пожилых Граждан, он всё равно рискует оказаться в коллекционном бизнесе — накапливая шахматные победы, или номера в бинго, или, возможно, очки в малом гольфе. Всё, что угодно, чтобы заполнить время и вытеснить поджидающий нас призрак смерти. «Вечная проблема человеческого существа в том, как структурировать время своего бодрствования», — говорит Эрик Берн. Это проблема, которая усугубляется по мере того, как человек стареет, вплоть до самого конца.

Я недавно смотрел телевизионную программу о христианском хосписе в Лондоне для пациентов, страдающих от неизлечимых заболеваний, — проще говоря, о действительно очень хорошем месте для того, чтобы там умереть. В первом кадре социальный работник (она производила впечатление увлечённой и сострадательной молодой женщины) убеждала с десяток милых старичков спеть песенку. Песенка была «Прощай, птичка!». Не «Прощай, жизнь!» (кто вообще слышал о такой песне или таком псалме?), а «Прощай, птичка!». Что за способ структурировать последние часы этого потрясающего приключения, каковым является человеческое существование! Что за способ завершить эту «невозможную» тайну того, что несмотря ни на что, я случился! В конце этой телевизионной программы благоразумный и смиренный священник-санитар объяснил, что он не видит смысла в последний момент навязывать религию людям, которым всю жизнь удавалось обходиться без неё. Конечно, он прав[11].

Одна из великих насмешек и одно из великих противоречий современного мира состоят в том, что в то время как так много усилий идёт на маскировку и предотвращение старости и осознания того, к чему она ведёт, ещё больше усилий идёт на то, чтобы преждевременно её навлечь. Когда машина берёт на себя работу человека, а также сопутствующие ей смысл и удовлетворение, что остаётся ей или ему делать? В высокоиндустриализованном обществе не только те, кому много лет, оказываются в ситуации, когда в их распоряжении слишком много досуга: всё стареет быстро до такой степени, что жизнь становится пустой и бессмысленной. Бесполезно пытаться навредить машинам или наложить на них ограничения: они прочно вошли в нашу жизнь, а вместе с ними и пустыри свободного времени, которые открывают автоматизация и технология кремниевого чипа. Как облегчить ту бесцельность, ту скуку, что проистекают из постоянно сокращающихся рабочего дня, рабочей недели и рабочей жизни, не говоря уже о массовой безработице как таковой? Пропал тот мужчина и пропала та женщина, которым нечем заняться.

Такова, для стольких из нас, трагедия иссякающей жизни, таков спуск к смерти.

Подъём