Маленькая книга жизни и смерти

Страх смерти, который находится в центре естественной человеческой психологии, связан с тем нелепым презрением, с которым он относится к своему существованию. Моё существование не затрагивает смерть моего организма.

Юбер Бенуа

Смерть абсолютно безопасна.

Комментарий пациента, возвращённого из предсмертного состояния

Выживание после смерти

Цель жизни — быть вечным каждое мгновение. Единственное настоящее бессмертие — то, которым мы можем со временем в полной мере обладать в этой жизни.

Личное выживание нереально или не представляет ценности. Нам нужна именно глубина, а не продолжительность жизни.

Шлейермахер

1. Загробная жизнь как продолжение этой жизни?

Кого по-настоящему интересует вечная жизнь? Для большинства из нас, по крайней мере бо́льшую часть времени, вечность — это либо лицемерный синоним «бесконечного будущего», либо слово, неправильно употреблённое вместо этого словосочетания. Так и хочется тут же инстинктивно сказать: «Меня интересует не какое-то невообразимое состояние вне времени, a продолжение моего собственного существования после смерти».

Но первым вопросом должно быть: оставив в стороне свои предпочтения, каковы факты? Выживают ли люди после смерти и «проходят» ли «сквозь завесу», чтобы продолжить свою жизнь «по другую сторону»? Есть ли у мёртвых хоть какое-то будущее или нет?

Свидетельства того, что по крайней мере у некоторых из них оно есть, впечатляют. Они включают множество привидений — явления призраков, описанные заслуживающими доверия свидетелями с массой подробностей, — а также послания, якобы исходящие от мёртвых особ, часто сохраняющие характерный стиль и отражающие увлечения покойных, даже их манеры. И, конечно, на протяжении столетий существует всеобщее интуитивное знание, инстинктивное чувство человечества, что смерть — не конец.

В общем, против моего желания меня убедили. Только в чём убедили? Ну, не то чтобы во многом или в чём-то стоящем. И тому несколько причин:

Во-первых, сомнительно, чтобы все взрослые люди (не говоря о тех, кто умер в младенчестве) или какие-то из высших животных (не говоря о более скромных видах) продолжали существование после смерти. По всем признакам, его продолжают только те (например, жертвы насилия), чьи жизни, преждевременно оборвавшись, остались незавершёнными; и, возможно, ещё те (например, учёные, занимающиеся исследованиями в области психики), кто сильно заинтересован в том, чтобы остаться поблизости. Мало кто горит желанием присоединиться к одной из этих групп!

Во-вторых, сомнительно, что даже эти измученные или находящиеся в поиске «выжившие» продержатся долго — много веков или тысячелетий, — не говоря уже о вечности. Тот факт, что призраков видят редко, наводит на мысль, что привидения в конце концов умирают второй смертью. Как будто одной недостаточно!

В-третьих, более чем сомнительно, что выживает весь человек, даже ненадолго: жизнь привидения не может не быть смутной и туманной, мерцающим послесвечением яркого пламени настоящей жизни.

Четвёртая причина моего скепсиса в отношении будущей жизни для «меня» (я имею в виду того парня, которого я вижу в зеркале и о котором читаю в своих свидетельстве о рождении и паспорте) в том, что эта идея имеет так мало смысла. Непостижимо, чтобы жизнь «по другую сторону» — не просто жалкие посещения какого-нибудь мрачного кладбища или полуразрушенного особняка, а наслаждение всеми удобствами хорошо обустроенного неба или энного измерения — могла быть настоящим продолжением жизни «по эту сторону». Значит, умерший ребёнок продолжает там своё образование, вырастает, оканчивает школу для призраков и получает работу для призрака? И стареет и умирает снова? Может ли восьмидесятилетний старик по желанию вернуться в свою юность и повзрослеть как-нибудь получше? Или все воскресшие из мёртвых остаются такими же, какими они были до того, как умерли? Боже упаси! Сама постановка таких вопросов, несомненно, разоблачает весь синдром загробной жизни как мечту и добавляет веса моей уверенной надежде, что смерть всё расставит по местам и завершит моё приключение как Д. Е. Хардинга. Достаточно этого чудесного, но болезненного и беспорядочного эксперимента, хватит! Даже эта жизнь в качестве отдельного человека или индивида есть фантазия — что делает её продолжение в загробном мире фантазией о фантазии, вдвойне нереальной.