Маленькая книга жизни и смерти

Вновь всё возвращается к вопросу: Кто задаёт его? На протяжении практически всего этого исследования я был озабочен установлением моего истинного и постоянного Я и нахождением его резких отличий от всех тех ложных, пристрастных и временных отождествлений, которые совершенно сбили меня с толку и, на удочку которых я попался. Тесты показали, что моё истинное Я — не что иное, как это Единое Сознание, или Осознание, имя которого Я ЕСМЬ (в отличие от «Я есть одно, другое или третье»), эта Простота и Ясность, которая идеально бесхитростна, единообразна и ничем не прикрыта (и всё же по этим самым причинам бесспорна), эта Не-вещь, которая тем не менее (просто потому, что во всех отношениях она составляет контраст вещам, так пуста от них, что она пуста для них) есть все вещи и непостижимо драгоценна. Теперь проблема в следующем: как те громадные предыдущие открытия соответствуют уничижительным теперешним находкам о связи между мозгом и сознанием?

Отлично соответствуют. Но конечно, ни одно из тех конкретных переживаний во времени — ни частичка того долгого парада восприятия, ощущений, мыслей и чувств, которые так сокровенно согласуются с процессами в мозгу Д. Е. Хардинга и так присущи ему, что делают его тем, что он есть, — конечно, ни частичка этого не переживёт тот мозг. Он смертный человек, и все претензии на обратное столь же нереалистичны, сколь тщеславны. Не в качестве него, не в качестве человека я вечен. Я есть неизменное Вместилище или Экран, и имею всё, что входит в Него или происходит на Нём — включая все эти человеческие действия. Или ещё лучше: на своём поверхностном уровне я играю роль Дугласа Хардинга, тогда как на своём самом глубоком уровне я есть Актёр, и ни поведение, ни финал этого временного персонажа не оказывают ни малейшего влияния на Меня.

8. Вневременный центр всех часовых поясов

Это уверенное утверждение становится более значимым и точным, как только я напоминаю себе о местоположении мозга по отношению к этому Центральному Сознанию — этому Вместилищу или Экрану, — которое абсолютно от него независимо. Где у меня содержится этот мозг? В какой точке своего путешествия сюда мой приближающийся наблюдатель (гл. «Я — то, чем я кажусь») — или, скажем, нейрохирург, делающий операцию на моём мозге, — в какой точке он сталкивается с мозгом?

Где конкретно он должен разместиться, чтобы путём трепанации открыть и ясно рассмотреть эту неровную местность, которая есть его поле деятельности? Ответ едва ли может быть более определённым и более решающим для успеха операции: а именно, на расстоянии ровно стольких-то сантиметров и миллиметров отсюда (a), от точки реального соприкосновения, от Меня. Чуть дальше, и этой мозговой ткани ещё нет; чуть ближе, и она остаётся позади. Ему нужно расположиться там, где мозг ясно виден, в точке (e) — гораздо ближе, чем те точки, где находится весь человек (g) или только его голова (f); но не так близко, как точка (d), где может появиться отдельный нейрон, или точки (c) и (b), где находятся молекулы; и, безусловно, не в точке (a), не в этой центральной Реальности или Ноумене, из которого проистекают все эти явления и проявлениями которого они являются. Прямо здесь, где Я ЕСМЬ, У него нет времени и места для работы, да и не остаётся ничего, над чем бы он мог работать. В то время как его операция во времени воздействует на все мои региональные проявления, она никогда не сможет достать Меня, сейчас.

Таково, в общих чертах, моё истинное строение, так я в действительности сложён и так в действительности функционирую. Набор расположенных один в другом концентрических кругов — эта луковичная модель или мандала — есть мой замысел, каким он представляется не ленивому наблюдателю, довольствующемуся поверхностным взглядом, а подвижному, вникающему во всё. Не удовлетворённый одноуровневым и периферическим впечатлением, которое лишь тонкая пластинка или слой луковичной шелухи моей структуры и моего функционирования в глубине, он следует сквозь их многоуровневую и радиальную реальность и одновременно вбирает её в себя как иерархическое целое[14].