«... Я всегда испытываю такие ощущения... Сесть на трамвай? Я испытываю на зубах его лязг... Вот я подошел купить мороженое, чтобы сидеть, есть и не слышать этого лязга. Я подошел к мороженщице, спросил, что у нее есть.
«Пломбир!» Она ответила таким голосом, что целый ворох углей, черного шлака выскочил у нее изо рта, — и я уже не мог купить мороженое, потому что она так ответила... И вот еще: когда я ем, я плохо воспринимаю, когда читаю, вкус пищи глушит смысл...». (Опыт 22/V 1939 г.)
«... Я выбираю блюда по звуку. Смешно сказать, что майонез — очень вкусно, но «з» портит вкус.., «з» — несимпатичный звук...». «Я долго не мог есть рябчиков — ведь «рябчик» это что-то прыгающее... И если плохо написано в меню, я уже не могу есть.., блюдо кажется мне такое замызганное...».
«Вот что со мною было... Я прихожу в столовую... Мне говорят: хотите коржиков, а дают булочки... Нет, это не коржики... «Коржики» — «р» и «ж» — они такие твердые, хрустящие, колючие...».
Весь его мир не такой, как у нас. Здесь нет границ цветов и звуков, ощущений на вкус и на ощупь... Гладкие холодные звуки и шершавые цвета, соленые краски и яркие светлые и колючие запахи... и все это переплетается, смешивается и уже их трудно отделить друг от друга...
Но мы уже подошли к другой теме и сейчас займемся ею. Как сказываются синестезии Ш. на восприятии речи? Что значат для Ш. слова? Не примешиваются ли и к ним те же синестезические переживания, которые делали шумы «клубами пара» и изменяли вкус пищи, если название блюда было произнесено «неприятным» и «колючим» голосом. Как строится у Ш. значение слов?
Значение слов ... Впрочем, это для нас не совсем новая проблема, — мы уже встречались с нею две страницы назад... «А жук». Как воспринимал Ш. это слово, которое в его первоначальном применении означало «таракан», а потом получило столь широкий перенос?
«... «А жук» — это выщербленный кусочек на горшочке... Это кусочки черного хлеба... Вечером с появлением света появляется и «а жук»... Не все освещено, свет лампы падает только на маленькую площадку, кругом темно — это «а жук» ... Бородавки — это тоже «а жук»... Вот меня ставят перед зеркалом.., вот шум.., это смеются... Вот мои глаза в зеркале, темные — это тоже «а жук»... Вот я лежу в кроватке.., а затем крик, шум, угрозы... Что-то варят в эмалированном чайнике.., это бабушка, она варит кофе. Она опускает что-то красное и вынимает ... «а жук!». Уголь — это тоже «а жук»... Вот зажигают свечи по субботам... свеча в подсвечнике горит, оставшийся стеарин не растапливается, фитиль мигает, делается черным... Мне страшно, я плакал — это тоже «а жук»... И когда неаккуратно наливали чай, туда попадали чаинки.., вот они на блюдце.., это — «а жук»...». (Опыт 16/IX 1934 г.)
Как все это хорошо знакомо психологам! Штумпф, наблюдавший своего маленького сына, у которого «ква» была и утка и орел на монете и самая монета... Или так хорошо известное «кх», которым маленький ребенок обозначает и кошку, и ее мех, и острый камень, который его оцарапал.
Нет, в рассказах Ш. есть что-то настоящее, возвращающее нас к далеким годам раннего детства.