Маленькая красная кнопка (СИ)

Фёдорова Елена Викторовна, так её зовут, мать Ибрагима. Елена-прекрасная. Невероятно красивая женщина! Даже на фотографии из паспорта, даже на фотографии в инвалидном кресле, которое катит её сын по саду за большим загородным домом. Утончённые черты лица, большие голубые глаза, аккуратная причёска, даже в кресле чувствуется некая стать, порода, осанка, характер. Подбородок приподнят, не смотря на своё положение, она держится с достоинством. Кожа бледная, практически белая, складывается ощущение, что по её жилам течёт голубая кровь. Адрес дома присутствует… осмелюсь? И Ибрагим сегодня улетает, кажется, всё складывается в пользу того, чтобы заявиться с нежданным визитом. Но надо подготовиться, обдумать вопросы, вдруг посчастливится их задать.

Что там ещё? Краткая сводка её биографии, родилась в нашем городе, училась в столице, вышла замуж за Шахина на четвёртом курсе, оставила институт и переехала в Турцию, через три года получила гражданство и на тот момент Ибрагиму уже было два. Дальше никакой информации о ней нет, но три года назад она летала в Израиль, в сопровождении Ибрагима, а через месяц они оба прилетели в наш город. На её имя оформлен особняк, есть название и адрес клиники, в которой она наблюдается и в которую регулярно ложится на обследование. Та самая, в которой лежала мама… похоже, она единственная приличная в городе. А вот что странно — в Израиль она вылетела из Турции, по турецкому паспорту, российский наверняка к тому моменту был просрочен. Почему не вернулась? Почему полетела в родной город? Отец Ибрагима ещё был жив на тот момент. Скончался за три месяца до того, как Ибрагим купил долю Жанны. Плюс, он говорил, что переговоры с ней шли пару месяцев, то есть, всё действие началось как раз после смерти его отца. Что-то с этим не так…

Допустим, после смерти отца Ибрагим решил переехать к матери, искал, чем бы занять руки, вышел на фирму Соболева. Нафига так сложно? Во-первых, судя по его вилле в Турции, он мог бы вообще не работать. Во-вторых, если уж так скучно, вполне мог открыть собственное дело, со связями в Турции, с фирмой отца, с головой на плечах, он бы быстро раскрутился и у него были бы те же выходы в море. Долго? Возможно. Но железобетонно. Сам себе хозяин, не нужно играть ни с кем в игры, вози, что хочешь, а Жанна могла бы и передумать в последний момент. Если только инициатива была вовсе не его и он, как считает Тимур, действовал по чьему-то указу. Или принуждению.

— Ма! — радостный вопль сына выводит из раздумий, я тут же отбрасываю мобильный и возвращаюсь в будни мамы.

Выхожу из комнаты, придерживая рвущегося к лестнице сына за ворот футболки, из своей спальни тут же появляется Тимур и Ромка резко меняет направление, но несётся не к нему, а обратно в комнату.

— Мужик, вот это я ща не понял! — кричит ему с притворным возмущением.

— Подожди, — хмыкаю, через открытую дверь наблюдая за сыном.

Ромка достигает кроватки, просовывает через прутья ручку, выуживает соску и несётся обратно, держа её на вытянутой руке прямо перед собой.

— Что там у тебя? — спрашивает Соболев с интересом и садится на корточки. Сын торжественно вручает ему пустышку, а Тимур кривится: — Спасибо, конечно, но мне это больше не интересно.

Не могу сдержать ухмылку, ловлю на себе взгляд Тимура и отвожу свой.

— Маме отнеси, — цедит глухо и сын бежит ко мне.

— Спасибо, заяц, — говорю с улыбкой и забираю из его рук соску, пряча в карман, — твой папа всегда был мастером на оскорбления. Два года прошло, но ровным счётом ничего не изменилось…

Ещё на середине фразы Соболев резко выпрямился и пошёл в мою сторону со свирепым выражением лица. Подошёл вплотную, нервным движением сунул руку мне в карман и вытащил пустышку.

— Хотя, может и пригодится, — ухмыльнулся подло и, сжав её в кулаке и насвистывая весёлый мотивчик, пошёл вниз по лестнице.

17

До восьми вечера мы играли в семью, принципиально игнорируя друг друга, но периодически вставляя колкие ремарки через сына. Мама беспрестанно закатывала глаза и сдалась уже через час, удалившись в свою комнату, няня бочком ретировалась на кухню, от греха подальше, а мы втроём оккупировали огромный мягкий ковёр в гостиной и всецело посвятили себя ребёнку и взаимным унижениям.

Ровно в восемь Тимур поднялся, поцеловал Ромку в макушку и пошёл наверх. Спустился через полчаса с мокрыми после душа волосами, тщательно выбритым, в других брюках и на ходу застёгивая свежую рубашку.

— До завтра, сын, — взял его за руку, потряс, попрощавшись, потрепал по волосам и отбыл, оставив шлейф своих духов в комнате и прожигающую ревность внутри меня.

Сына я укладывала трясущимися руками. Час слонялась по комнате, не выдержала, взяла свою сумку и спустилась вниз.

— Диана Вячеславовна, прошу прощения, я не могу Вас выпустить, — состроил скорбную мину охранник, а я стиснула зубы и прошипела:

— Мне нужно съездить домой.

— Одну минуту, — вздохнул и достал мобильный, доложив в трубку: — Диане Вячеславовна необходимо съездить домой, — послушал ответ, дал отбой и вновь заговорил преувеличенно-уважительным тоном: — Вас отвезут.