— Ибрагим, — говорю томным голосом, вновь приблизившись к передним сиденьям, — приглашаю тебя на ужин.
— Ахеренно… — бурчит Соболев недовольно, а я заканчиваю мысль:
— В дом Тимура.
Короткий смешок Ибрагима и беглый, но преисполненный возмущения взгляд Соболева.
— Что задумала, душа моя? — спрашивает Шахин, обернувшись.
— Поесть, — отвечаю удивлённо. — Так, значит, ты заставил Артёма написать расписки после того, как он проигрался в казино?
— Конечно, не верить же на слово покерному игроку? — хмыкнул Ибрагим, а я продолжила рассуждать:
— Он свою часть сделки выполнил, с Жанной свёл, порекомендовал тебя как человека исключительно порядочного, со связями, она купилась и начались переговоры. Настал светлый час, долевое партнёрство у тебя в кармане, ты просишь Али расписки вернуть, но тот решает, что они ему ещё пригодятся. Я правильно уловила?
— Печально, но факт. Расскажешь, что за переговоры с Купреевым?
— Обязательно! После ужина.
— Диана, я не в восторге от этой затеи, — говорит Тимур суровым тоном.
— Мне тоже не всё нравится, — отвечаю флегматично, — Например, трахаться с наркоторговцем. В прошлом, будущем или настоящем, не суть.
— Ты же не думаешь, в самом деле, что мы сядем за стол и чинно всё обсудим, выясним и разложим по полкам? Я не верю ему ровно на столько, на сколько он не верит мне.
— Мы либо обсудим это, либо мой отъезд в неизвестном направлении. Не собираюсь сидеть и ждать, когда кому-нибудь ещё приспичит похитить меня или Рому. И свалю так, что ни один из вас меня никогда не найдёт.
— Это вряд ли, — хмыкает Тимур самодовольно.
— Вот тут соглашусь, — вздыхает Ибрагим. — Не получится. Ни денег, ни связей.
— С первым разберусь, а со вторым… вы заблуждаетесь. К тому же, из тюрьмы довольно сложно организовывать поиски.
— Душа моя, у тебя нет ни одного доказательства, чтобы посадить даже меня, — говорит ласково, а Тимур шумно вздыхает. Ибрагим резко поворачивается к нему и рявкает: — А вот сейчас не понял!
— Госнаркоконтроль на хвосте, — отвечает Соболев кисло.
— И когда ты собирался мне об этом сообщить, мой друг?! — начинает беситься Ибрагим.
— За ужином, — крякает Тимур и до дома мы едем в абсолютном молчании, что меня вполне устраивает.
22
— Мне надо поесть, — говорю маме с порога, едва мы подходим, и тут же на несколько секунд закрываю глаза, понимая, что прокололась.
С едой у меня всегда были прохладные отношения, мама знала об этом лучше других, всю прошлую беременность я использовала только эту формулировку, быстро вернувшись в привычное русло. Посмотрела на неё и слегка пожала плечами, а она отдала Рому Тимуру и молча пошла на кухню, пряча подступившие слёзы.
Надеюсь, радости.
— И как долго ты была намерена скрывать?! — встречает меня возмущённым шёпотом, когда я закрываю дверь.
Посудой гремит, полотенце швыряет, злится.
— А ты когда собиралась мне рассказать про интрижку с донором спермы? — перехожу в нападение, а мама замирает. — Ты же не думаешь, что я совсем тупая? Таинственный мужик в твоей спальне, нелепые ночёвки у подруг, два года уже, мам, как минимум!
— Сама сказала — просто интрижка, — морщится в ответ, — я не собираюсь вас знакомить. И мы говорили не об этом!
— Мы говорим обо всём сразу, — плюхаюсь на стул и прошу: — Расскажи о нём.
— Нечего рассказывать! Бандюга, каким был, таким и остался. Ему не место в твоей жизни!
— А в твоей? — хмыкаю в ответ. — Про домик ты обмолвилась, полагаю, дела у него идут неплохо.
— Деньги нужны? — напрягается мама.
— Неа, — отвечаю пространно, — бандюга.
— О, Господи… — бормочет невнятно и растирает глаза.
— Дай его номер, если не хочешь, чтобы я пошла твоей проторённой дорожкой. И покорми нас… мне…
— Надо! — огрызается, включая духовку. — Скройся с моих глаз! — поднимаюсь и иду к двери, а она говорит мне в спину: — Я счастлива.
— Ещё бы, — фыркаю в ответ, — отчаянные — самые горячие.
В голову мне тут же прилетает скомканное полотенце, а я бегу с поля боя, признав поражение и тупо хихикая. Прохожу в гостиную, ложусь на пол и Ромка тут же несётся ко мне, игнорируя игрушки. Падает с размаха на мой живот и начинает барахтаться, пристраиваясь поудобнее, но толком не понимая, к какому результату стремится. Тут, скорее, важен сам процесс.
— Везучий ты сукин сын, — морщится Ибрагим.
— Да ахереть! — кривится в ответ Тимур. — Из-за тебя, гандона…
— Тимур, — осаждаю грозно, — тут ребёнок, вообще-то.
— Да он не понимает ни черта… — оправдывается вяло.
— Зато повторяет с охотой, — широко улыбаюсь в ответ, — котик, скажи «гандон»!
Не особенно у него и повторять-то получается, но Тимуру от этом знать не обязательно.
— Сдурела?! — возмущается Соболев, вытаращив глаза и закрывая уши сына обеими руками. Ухмыляюсь, а он закатывает глаза.
— Переговоры будут культурными, — тихо смеётся Ибрагим, — но бесперспективными.
— Согласен с предыдущим оратором. В чём смысл, Диана?
— Анисимов сказал, где Али? — игнорирую их утопический настрой.
— Нет, — отвечает Ибрагим, — но через две недели крупная поставка, он просто обязан там быть, если хочет продолжать свои игры.
— Какие? — продолжила допрос.