Маленькая лгунья для большого полковника

А о том, что родила, рассказала миссис Морган, живущая по соседству. Ее муж покупал у Керука мустангов, потом перепродавал в конюшни.

Комнату сын и невестка снимали в старом мексиканском районе в Сан-Антонио. Когда полковник туда приехал, чтобы рассказать девушке об аварии и, возможно, чем-то помочь, его встретила чернокожая хозяйка квартиры и тут же потребовала оплатить аренду за просроченных три месяца.

— Олух! Живет тут с кралей своей! Оба на работают, а если и работают, то неизвестно на что спускают деньги! Пусть платят или убираются к черту!

Дамиан выписал ей чек и с равнодушным видом отодвинул ее в сторону, прошел к двери квартиры. Он долго стучался, но ему не открывали.

Керук так бы и ушел, если бы снова не хозяйка. Она схватила его за рукав, забежала вперед и, сотрясая кулаками, закричала:

— Ты — нелюдь? Там же дите захлёбывается криками! Ты не слышишь, что ли? Совсем оглох?

В сторону ее снова отпихнул и дверь вынес одним ударом мощного плеча. Девочка лежала в своей кроватке и громко кричала. Мокрая, голодная, запревшая до ран. Совершенно одна. Хозяйка вбежала следом за ним. Он так и не знал, что именно она говорила. Пришлось дать ей денег, чтоб она заткнулась и убралась, не вызывая полицию. Судя по всему, ребенок пролежал один более суток и уже ослабел от жажды, голода и охрип от крика.

Малышка с нежными голубыми глазами, казалось, тянула к нему ручки. Он взял ее из кроватки и увидел под курчавой головкой записку.

«Простите, я так не могу. Я слишком молода. У меня вся жизнь впереди. И я хочу ее прожить, а не просуществовать с мужем инвалидом и с ребёнком. Я уезжаю к своей семье в Айову. Ее зовут Джекки, она родилась 5 мая. Ее отец хотел, чтобы ее звали Жаклин Мария Виктория. Если сможете, не меняйте ей имя. Может быть, когда-нибудь я вернусь и найду ее».

Еще одна сука, которая предала своего мужа и ребенка. У него случилось дежавю… Точно также когда-то бросили и его самого, тоже с тупой запиской, извинениями и обещаниями вернуться. Хозяйка не угомонилась, она причитала и собиралась вызвать социальную службу, но он не дал ей этого сделать. Когда посмотрел в глаза малышке, уже точно знал, что никому ее не отдаст. Это была любовь с первого взгляда. Любовь настолько сильная, что у него от нее закружилась голова.

Потом были долгие недели привыкания, покупок всего необходимого. Он открыл закрытый счет, на котором копил деньги на ремонт ранчо и постройку новой конюшни. Все сбережения ушли на приданое для младенца.

Но полковник понимал, что деньги имеют свойство заканчиваться, а работать надо. У него вряд ли найдутся средства на няню.

Тогда он переступил через свою гордость и написал ЕЙ сообщение. Номер еще тогда взял у хозяйки квартиры. Без всякой надежды, что Кейт отзовётся. Предатели обычно назад не возвращаются. Но ведь стоило попробовать ради Джекки. Разве может быть кто-то лучше родной матери… А если Джон придет в себя? Если его мальчик откроет глаза… а его никто не ждет. Вдруг это снова толкнет его на кривую дорожку? Врачи говорили, что все может произойти внезапно, и шансы у Джона пятьдесят на пятьдесят.

Он сам не знал, как думал справляться с таким крошечным ребенком, но и отдать малышку в приют тоже не мог. Первые ночи были похожи на ад.

Но Керук привык не спать сутками в армии, бывало, не спал и по трое, и по четверо суток, привык вскидываться от малейшего шороха. Теперь они были для него лишь фантомные, но он придумал, как не пропустить малышку, и сам соорудил аппарат, который вибрировал у него в карманах, когда она плакала.

За целый месяц возни с младенцем он научился готовить ей молоко комнатной температуры, познакомился с тремя педиатрами и выбрал лучшего, научился делать массаж от тонуса ножек и ловко менять подгузники, соорудил две переноски — одну спереди, одну сзади и даже брал девочку с собой верхом.

Он возил ее в больницу к сыну в Сан-Антонио и клал ее рядом на подушки, чтобы сын мог почувствовать ее маленькие ручки, которыми она трогала лицо парня. Врач говорил, что толчок к выздоровлению может произойти от чего угодно. К сожалению, Дамиан не мог разговаривать с сыном, он лишь сжимал его руку, сдавливал пальцы, гладил по щеке, трепал по плечу и молча извинялся за то, что был, скорее всего, плохим отцом, и не уберёг, и не научил своего мальчика.