Маленькая лгунья для большого полковника

Они мягкие, его губы. Очень мягкие и горячие. От них пахнет морской солью, виски и сигарами. От них пахнет мужчиной. Сильным, брутальным, взрослым. Мужчиной…который не смотрит на девчонок, как я. Мои губы сомкнулись вокруг его нижней губы, пробуя ее на вкус, восторгаясь своей наглой смелостью, и вдруг огромная ладонь сдавила мой затылок, и рот мужчины набросился на мои губы. Алчно, дико. Без предупреждения. Так, словно мои губы — это пища, последний на земле кусок хлеба, который нужно сожрать. Его челюсти мощные, сильные, и одним движением рта он открывает мои губы, врываясь в меня языком.

Стремительно сильно, почти до самого горла, нагло и властно отодвигая мой язык, порабощая его быстрыми толчками и голодным нападением на весь мой рот, так, словно давит на него, всасываясь, вдираясь в него, кусая нижнюю губу. И мне нравятся эти укусы, у меня от них начинает гореть все тело и прерываться дыхание.

И… мне не просто нравится. Меня колотит, меня трясет от этого поцелуя. Никто и никогда так меня не целовал. Это несравнимо ни с чем. Как будто до этого я совершенно не имела представление о поцелуе. Мои руки непроизвольно взметнулись вверх, к мощной шее, обвивая ее, сжимая. И все мое тело податливо льнет к нему, трется о его торс. Обе ладони индейца легли мне на ягодицы и требовательно сдавили, вжимая мою промежность в его выпуклую, каменную эрекцию, буквально протягивая меня по ней. Так, что я невольно застонала…и вдруг все прекратилось. Доли секунды — Керук отрывает меня от себя и смотрит в глаза, а потом с дикой силой отшвыривает в сторону так, что я врезалась в стену и откатилась по полу. Боль и обиды мгновенно отрезвили, окатили льдом, и я вскочила на ноги. По щекам непроизвольно покатились слезы.

Он рывком встает с дивана и, тяжело дыша, смотрит на меня. Его глаза налиты кровью, руки сжаты в кулаки, и мне кажется, он сейчас меня убьет. Разорвет, как маленького котенка, растопчет своими огромными ногами. Я такая маленькая против него. Почти крошечная.

Показал что-то жестом. Резко, отрывисто. И я ни на секунду не усомнилась, что это ругательство, а потом указательным пальцем на дверь. И я словно услышала его громогласное:

— ПОШЛА ВОН!

Ему даже кричать не пришлось и говорить. Весь его вид: раздувающиеся ноздри, оскаленный рот, нависшие над ястребиным взглядом брови и этот палец, указывающий на дверь.

Ублюдок! Можно подумать, я…можно подумать, я какая-то девка и меня вот так выкинуть…как…как. Слово крутится, но я не могу его произнести. Потому что про меня так нельзя. Потому что я не такая. Потому что я даже ни с кем так не целовалась, как с ним.

Я выскочила из комнаты, бросилась к себе, закрылась на замок и зачем-то даже забаррикадировалась. Можно подумать, он бы вошел ко мне. Черта с два. Он смотрел на меня, как на последнюю тварь. На меня. На Кейтлин Грант. Да любой…вот такой нищеброд, как он, был бы счастлив, если бы я на него хотя бы посмотрела…Ненавижу. Какой же он гад.

Размазывая слезы по щекам, схватилась за сотовый, нащелкала в интернете язык глухонемых и безошибочно нашла значение этого жеста. Проклятый полковник назвал меня шлюхой. Стало еще обидней, и слезы буквально заструились по лицу.

Болела ушибленная спина, счесалась рука на локте… но больше всего горели губы. Их пекло, саднило, и они распухли от его поцелуев. Я тронула кончиками пальцев свой рот и ощутила, какие они горячие. Искусанные, набухшие. Потому что их никто и никогда так не терзал. С таким бешенством и остервенением. Мне вдруг подумалось о том, какой…он в постели, и вся кровь прилила к низу живота.

Где-то за стеной раздались яростные удары, и я буквально увидела, как он крушит стены, и как его кулаки оставляют на них вмятины.

Вышла из комнаты, когда стало совсем тихо. Опасливо вышла, крадучись. Сначала выглянула в коридор, потом высунула нос в гостиную. Развалился все на том же диване. На полу пустые банки из-под пива, плед свалился вниз, и он лежит совершенно раскрытый в одной майке и штанах, приспущенных на узких бедрах. И между майкой и расстёгнутым кожаным ремнем видна черная поросль волос, змеей уходящая вниз под джинсы.

В полумраке его кожа отливает красной бронзой, лоснится. И мне кажется, что я не видела никого красивее. И даже лысая голова для меня почему-то эталон сексуальности и мужества.

Острым лезвием воспоминания о поцелуе, и болезненно пульсирует в висках. Подошла, подняла плед и укрыла его. Потом выкинула пустые банки и легла спать.

Но сон не шел. Я крутилась, ворочалась, садилась на постели. Ненадолго задремала, а в шесть утра вскочила с постели и пошла забирать Джекки. Ее в семь нужно кормить. Только в ней сейчас можно найти свое утешение и постоянное напоминание о том, ради кого я здесь осталась.

Грейс уже давно не спала, я застала ее под коровой с блестящим чистым ведром, в высоких резиновых сапогах и юбкой, подоткнутой по бокам за пояс. Так, что мне были видны ее ляжки.

— Ни свет, ни заря. Раненько. Мой старый хрыч сказал, как ты отличилась…

— Здравствуйте. Я за Джекки. Она хорошо спала?