Маленькая Луна

Свадьба происходила в кафе на Никольской улице. Были приглашены Замойкис, который к тому времени уже окончательно перешел в ректорат, Дергачев, являвшийся секретарем партийной организации, Филимон Доркин, три последние года руководящий ежегодными факультетскими конференциями. Присутствовал также Олежка Полдеев, державшийся впрочем с подобающей скромностью, и еще двое-трое людей, которых Арик знал очень поверхностно. Кажется, тоже какие-то деятели из ректората. Ну, родители со стороны жениха, родители со стороны невесты. Катька Загорина, которую, видимо, пригласила Леночка. Арику она подмигнула и, чуть подавшись вперед, поощрительно улыбнулась. Вспомнила, вероятно, давний предновогодний вечер. Ни Бизона, ни тем более Горицвета, разумеется, не было. Здесь наличествовала своя иерархия, не имеющая отношения к научным званиям и степеням, та невидимая структура, о которой Арик лишь недавно начал догадываться, свои точки отсчетов, свои тайные приоритеты, и в загадочном, скрытом от посторонних глаз значении их Бизон, профессор, доктор наук, заведующий кафедрой, автор трех монографий, стоял заведомо ниже с трудом защитившегося Дергачева, диссертацию которого Арику советовали даже не открывать. А уж Горицвета, как выразился однажды Костя Бучагин, «уже даже не комсомольца», здесь просто в упор не видели.

Арик, кстати, не понимал: а зачем пригласили его самого? Тем более как бы скомпрометированного после недавней истории. Вроде бы он тут совсем не на месте. И только когда, в разгаре веселья, неслышно, за плясками, которые устроили Леночкины родители, за звоном стекла, за сумасшедшими криками «го-орько-о-о!» к нему подсел Дергачев и, приближая малиновое от водки лицо, предложил выпить за молодежь, которая будет двигать нашу науку, он, кажется. начал догадываться, в чем тут дело. Он им дает то, чего у них нет. Содержание, результаты, вокруг которых можно организовывать административные танцы. Можно, разумеется, и без содержания, но тогда рано или поздно обнаружится пустота. Как если бы убрать из балета сольные партии. Все вроде бы то же, а смотреть уже не на что.

Мита, наверное, испытывала аналогичные чувства.

– Ты здесь – единственный живой человек, – улучив минутку, шепнула она. – Остальные – просто неодушевленные механизмы. У одних пружина заведена потуже, у других – послабее, но все равно они движутся, как поставили, только оттуда сюда: от дивана до шкафа, от шкафа к столу, пока не иссякнет завод. А в тебе есть нечто, есть – жизнь…

Выглядела она лучше всех. Даже лучше Катьки Загориной, которая у них в классе считалась первой красавицей. Чуть раскрасневшаяся от вина, чуть взлохмаченная, с нежными, как у младенца, невинными щеками. У нее обнаружился вдруг сияющий безрассудный взгляд, иногда – столь откровенный, что Арик от волнения обмирал. Он впервые видел ее такой. Словно Мита до сего момента дремала, а теперь пробудилась и вышла из заточения.

Не один он это заметил. Через полчаса сумбурные волны празднества вынесли его в холл, где за зеркалом, укрытые от гостей, курили Катька и Леночка. Точнее, курила Катька, двумя пальцами держа сигарету, а Леночка помахивала ладонью, чтобы развеять дым.

И одновременно говорила, не понижая голос:

– Не беспокойся, он у меня будет на поводке ходить.

– Да ну тебя, Ленон, ты – надралась…

– Вот увидишь: через полгода будет мне тапочки в зубах приносить…

Она облапила Арика и прижала его к себе.

– Ребята, как я вас всех люблю!.. А ты, говорят, молчун, тоже решился? – И оглянулась назад, где в проеме дверей как раз видна была Мита, слушающая Дергачева. – Серьезный выбор… Тебе с ней будет непросто…

Леночка скорее всего ошибалась. Пока, во всяком случае, ничто трудностей не предвещало. Шумную свадьбу они с Митой решили не делать.

Мита сказала:

– Зачем нам свадьба? Что она даст, кроме лишних хлопот? Ни мне, ни тебе это не нужно…

Арик был с ней абсолютно согласен. Ему тоже не нравилась эта внезапно появившаяся традиция: превращать личный праздник в некое грандиозное шоу – с обязательной торжественной регистрацией во дворце, с поездками на машинах по всему городу, с возложением цветов к памятникам и монументам, с застольями на сто и более человек. Он уже по необходимости побывал на двух-трех подобных мероприятиях и ничего, кроме отупляющей скуки, оттуда не вынес. Чувствовалась в этом какая-то мучительная натужность, тараканья тщета, блошиное желание доказать, что «мы не хуже других». Кому доказывать и зачем?