Маленькая Луна

Это сжигало его как изнурительная болезнь – не давало заснуть, окатывало мозг огневым призрачным жаром. Ни о чем другом он просто думать не мог: «ледники» наползают, грядет великая тишина. Каждый день, каждый час неумолимо приближают забвение. И потому он целыми днями сидел, колдуя над извлеченными из аквариума капельками раствора: по-разному обрабатывал их, пытался определить наличие протобелков или протоферментов, закладывал в центрифугу, разделял на основные биохимические составляющие, делал сотни анализов, тысячи хитроумных проб, растворял, выпаривал, снова растворял, отфильтровывал, разгонял на пластинках силикагеля, растягивал с помощью электрофореза вдоль особых пористых лент. Десятки колбочек с разноцветными загадочными осадками выстраивались перед ним, сотни пробирок с кислотными или щелочными суспензиями хранились про запас в холодильнике, обоймы кассет с препаратами от «ценкера» до гематоксилин-эозиновых заполняли собой три длинные секции пристенного шкафчика. Вычерчивались затем подробные и тщательные диаграммы. В списке таблиц, чтоб не запутаться, приходилось теперь вводить особые разделы и подразделы. Желтели пальцы от реактивов. В глазах появлялась резь, как будто пересыхали веки. Сквозь закорючечки знаков, сквозь пестроту мелких цифр воздух начинал рябить черными точками. Казалось, что такие усилия не могут пройти бесследно. Сеть, забрасываемая с тупым упорством, в конце концов принесет улов. «Фактор икс», о котором талдычил Микеша, где-нибудь, в чем-нибудь, хоть случайно да обнаружит себя. Однако чем больше он увязал в сыпучем путанице подробностей, чем отчетливее и полнее представлял себе химическую картину первичного «океана», чем обширней становились таблицы, куда он сводил все новые и новые данные, тем сильнее теряла определенность конечная цель работы. Она расплывалась, обволакиваясь туманом интерпретаций, подрагивала, как мираж, сотканный из зноя песков, при первом же дуновении морщилась и сминалась – в конце концов улетучивалась, будто случайный сон. Ничем ее было не удержать. Тогда он бросал все, пусть провалится, и сквозь переулки, примыкающие к Университету, выбирался на Васильевский остров. Сменялись сонными перспективами улицы и проспекты, ползли, замирая над крышами, яркие изумительные облака, трепал лицо ветер, докатывающийся с серой глади залива. Ничего этого он не видел, не чувствовал. Он просто шагал и шагал, пока все тело не начинало гудеть от усталости. Никаких мыслей у него при этом не возникало. Никаких озарений не вспыхивало в сухостое мертвого мозга. Он лишь изредка, чтобы очнуться, растирал воспаленные веки и с недоумением, как лунатик, оглядывался по сторонам – куда его занесло?..

Заносило, как выяснилось, не только его. Вся страна, будто очнувшись от морока, оказалась в какой-то иной реальности. После Нового года, в связи с началом реформ, цены были отпущены – и мгновенно, с бесстыдным весельем взлетели буквально до неба. Мита, возвращаясь из магазина, теперь только ахала: молоко подорожало во столько-то раз, масло – во столько-то, на одежду отныне можно было и не смотреть, а кусочек мыла размером с половину ладони обходился в такую сумму, что им страшно было намыливаться.

– Ты это – того… пользуйся аккуратно, – предупреждала Мита.

– Ладно, – отвечал Арик. – Я буду мыть по одному пальцу в день…

Шутки шутками, но действительно становилось не по себе. Цифры на ценниках приплясывали и кривлялись, как сумасшедшие. С вечера было написано от руки столько-то рублей и копеек, а к утру, не успеваешь мигнуть, копейки уже превратились в рубли. Как с этими чудесами прикажете жить? И ладно бы только цены – нет, еще и систематические задержки зарплаты. Кто бы когда подумал, что такое у нас может быть? А вот – пожалуйста, стало как бы в порядке вещей. Сначала им отложили выплату до конца этого месяца, потом – до начала следующего, ничего, впрочем, не гарантируя, затем – еще на неделю, далее – опять на несколько дней. Наконец все же выдали, однако лишь половину, а вторую пообещали, когда поступят деньги из министерства. А когда они оттуда поступят? Ну, это не к нам! Между тем, министерство особой поспешности не проявляло. Мита, которой зарплату задерживали уже почти на квартал, только ахала и беспомощно разводила руками:

– Не представляю, как быть…

Он впервые видел ее такой растерянной. Отвечал преувеличенно бодрым тоном:

– Ничего! Как-нибудь проживем…