Маленькая Обитель

Мужчины уже там. Стоят. Костюм к костюму. Чемоданчик к чемоданчику. Некоторые со смехотворно важным видом говорят по телефону. Тереза наблюдает за ними. В свою толстую тетрадь на пружинке записывает несколько слов. В этом утреннем поезде есть инженеры, ученые. Не слишком изысканные одежды, грубые свитера, расстегнутые рубашки, но когда они оживленно обсуждают между собой научные проблемы, глаза сверкают за стеклами очков в металлической оправе.

Частенько, пристально рассмотрев ее, к Терезе подходит мужчина и чуть ли не липнет к ней. До этого он притворялся, что полностью погружен в чтение финансового журнала, а теперь вдруг заговаривает с нею. Тереза узнает улыбку. Настороженную и самодовольную улыбку на тщательно выбритом и пахнущем кремом после бритья лице мужчин, что пристают в поездах, барах, больших магазинах, на стоянках. Около кофеварок у стоек для обслуживания, в залах ожидания они обретают эту вымученную улыбку, обращаясь к незнакомой женщине.

— Вы тоже ездите поездом на работу?

Тереза медлит, долго рассматривая подошедшего к ней мужчину. Но отвечает всегда, охотно заговаривает.

— Да, моя работа…

— Не хотите ли чего-нибудь выпить?

— Да, с удовольствием… Еще чашечку кофе…

Улыбаясь, она указывает на пейзаж:

— Посмотрите, все розовое. Где те деревни, что мы видим из поезда? Они кажутся великолепными, такими спокойными, словно сосредоточенными на себе… Церковь, замок. Где по сути они находятся? Когда едешь в машине, никогда не пересекаешь такие же красивые деревни, как те, что видны из окон поездов… Вы не замечали?

— Не знаю, — отвечает мужчина. — Я никогда не всматриваюсь в пейзаж. Вы работаете в Париже?

— Эти деревни… Возникает даже вопрос, не декорация ли это, выстроенная для пассажиров… Мое занятие? Мне приходится выезжать рано утром в другой город. Нам везет, не так ли?

— Вы находите? А я вынужден оставлять жену, детей. Столько километров между ними и мной. Но выбора нет…

— Я о том и говорю, везение…

— У вас, вероятно, нет детей… Вам трудно понять… Вы живете одна?

Тереза уклоняется от ответа.

— Посмотрите, эти коровы, на лугах, взгляните на них, наступает рассвет, ощущается их тепло в этой влажности. Пар валит из ноздрей. Можно позавидовать чему-то в них. Но чему? Трудно сказать: их медлительности? Их размерам? Их смехотворному пережевыванию? Всей этой туше, в которой трава становится молоком…

Мужчина, кажется, удивился, растерялся. Тереза спохватывается.

— Что вы сказали? Одна, я? Нет… Мне бы очень хотелось достичь одиночества любой из этих коров, но…

Тереза с удовольствием разговаривает с мужчинами, которые к ней подходят. Она любезна. Безразлична. Неприступна. Она говорит с ними, по сути, не отвечая. Они полагают, что беседуют с нею, но очень скоро она кажется им безнадежно недоступной, а главное, вызывающей замешательство. Ответы Терезы лишь незаметно затрагивают вопросы мужчин. Они перескакивают на другую тему. Выбирают иное направление. И это сбивает их с толку. Улыбка мастера игры потихоньку стирается. Они уже ничего не понимают. Для них эта встреча в баре заканчивается беспокойством, к которому они не готовы. И они отступают.

Внезапно Тереза испытывает желание записать в своей тетради фразу, да, по меньшей мере, одну фразу о коровах или скорее о том единственном великолепном и тучном быке, которого она заметила несколько секунд назад: «О, какое ты красивое, какое мощное сейчас животное, но я уже вижу, как надвигаются отвратительные блюда, ради которых тебя разрубят на стейки, ребра, жаркое, на все эти мерзкие куски, что будут прожеваны и переварены, они уже уничтожают тебя, а ты об этом даже не подозреваешь, о животное, наперед предназначенное для съедения, ты уже разделано, разрезано, сварено, приготовлено, но это животное еще пасется, грезит и жует в гуще чистой травы».

Тереза пишет странные, слишком длинные, немного вычурные фразы, и это вызывает у нее легкое желание плакать и блевать. Иногда она записывает всего лишь одно слово, так сильно нажимая шариковой ручкой, что рвет бумагу. Затем снова прячет тетрадь в сумку.

Когда пассажиры уже вышли из вагона и темные костюмы поспешили по своим делам, Тереза в свою очередь покидает поезд, смотрит направо, налево, глубоко вздыхает. Узнает женский голос из громкоговорителя. Иногда этот голос мягок, иногда суров. Голос без тела, как все голоса по радио. Молодые женщины, обреченные быть вечно невидимыми, сообщают об отправлении, прибытии, задержках. Десять часов…