Маленькая опера

– Сейчас прозвучит увертюра, – сказал дирижёр слушателям. – 136 тактов восходящих секвенций покачивающейся ритмической фигуры в размере 6/8, основанной на тоническом аккорде ми бемоль мажора. Фантастическая, неземная музыка! Пожалуйста, начинайте.

Матильда всё ещё двигала бровями и поджимала губы.

– Пожалуйста, начинайте, – повторил музыкант. – Престо, престо!

Матильда дочитала, поднялась и отвесила дирижёру звонкую затрещину.

Она ничего не стала объяснять. Просто забрала скрипку и ушла, обдав всех холодом презрения.

– За что? – удивился дирижёр. – У Вагнера нет ни одной похабной ноты!

– Не обращай внимания, – хмыкнула Берта. – Матильда всегда так делает, когда не хочет работать. Настоящая леди!

* * *

Жизнь среди сплошной красоты меняет человека. Тони сам не заметил, как попал в комнату Моники. Прижав девушку к стенке, ощущая под тканью тонкие косточки и лягушачью мускулатуру, он понял, что любит эту девушку целиком, как личность.

– Твои глаза как море! – говорил продюсер.

– Закапываю их белладонной. Берта говорит, женщина с горящими глазами лучше продаётся.

– У тебя губы Афродиты!

– Это герпес. Потом замажу.

– А бёдра! Это амфоры, полные нектара!

– Во-от! Скажи Берте, чтобы не называла меня больше тощей клячей.

Тони полез под подол, из чего следовало, что все его намерения чисты и серьёзны.

– Так-так. Вот тут начинается платная часть путешествия, – напомнила девушка. – Внесите пять марок в кассу, пройдите медосмотр и потом, с талончиком, ко мне.

– Какие деньги! Я сгораю от любви!

– Правда? Ну тогда другое дело, конечно.

– Спаси меня! Не дай мне сгореть за миг до счастья!

– Спасу, конечно. Но сначала задам вопросы.

Моника отстранилась и достала из тумбочки карандаш и тетрадь в розовой обложке.

– Сначала заполним анкету. Как ты относишься к браку?

– Я итальянец! Брак для меня священен!

– Очень хорошо!

Моника сделала пометку.

– А как ты относишься к детям?

– Я хочу шесть детей, или восемь! Чтобы куда ни повернись, обязательно упрёшься или в мальчика, или в девочку!

Моника поставила галочку.

– Подходит. О числе потом договоримся. Следующий вопрос…

– А не могли бы мы заполнить анкету потом, во время перекура?

Мало того что Моника в любви оказалась занудой, так пришёл ещё Бено, принялся колотить в дверь.

– Тони! Открой! Это я!

Двери в борделе пропускали звук совершенно без потерь качества.

– Уходи! – ответил продюсер, не повышая тона.

– Мне нужен оркестр!

– Проклятье. Зайди через сорок минут! Нет, через час. – Тони посмотрел на Монику. – Нет, через полтора часа!

Продюсер с новой силой набросился на артистку. Та ускользала со змеиной ловкостью и всё листала свою тетрадь.

– Живы ли твои родители?

– Господи, за что!

Бено кричал из-за двери:

– О, да! Его родители живы! И они выпороли бы сыночка, если бы видели сейчас!

Тони внутренне сквернословил, но при девушке отвечал как рыцарь:

– Бено! Иди играй с ребятами! Там есть гитара, пианино!

– Мне нужны валторны, арфы и виолончели! Ты продюсер или кто?

– Я найду тебе оркестр!

– И это не будут переодетые мафиози, отбирающие бриллианты у зрителей?

– Нет, это будут обычные мямли вроде тебя! Только уйди!

– Клянёшься?

– Клянусь!

– Я запомнил!

– Сейчас я выстрелю в дверь!

Было слышно, как Бено вздохнул и потопал прочь. Тони повернулся к возлюбленной.

Балерина перевернула страницу.

– В какой части Европы ты бы хотел прожить со мной жизнь, полную тишины и покоя?

– Зачем ты это делаешь? – удивился юноша.

– Я ищу мужа.

– И что?

Моника показала тетрадь, полную фотографий. Не самые приятные морды в военных фуражках.

– Вот, все они хотели на мне жениться. Но все они погибли.

– Все?

– Конечно. Неужели ты думаешь, что герой не ответит на письмо милой девушки по какой-то другой причине?

– А где, говоришь, тут у вас касса?

* * *

Все бордели прослушивает тайная полиция. Проститутки об этом знают, клиенты тоже, поэтому эффективность так себе. Главный результат – в интимных беседах, перемежающих пыхтение, много говорится о любви к вождю. Сколько ни заходил полковник Бирке в кабинет с магнитофонами, слышал только ритмичное движение и наигранные стоны.

– Мне нужны признаки покушения! – сердился полковник. – Их не может не быть! Упоминания взрывчатки, часовых механизмов, оружия! Покажите мне результаты!

* * *

Адъютанта больше интересовала литературная сторона вопроса.

– Вот интересная запись. Пятое марта, двадцать два ноль пять. Матильда Крипке и капитан Штольц. Она ему – «взорви меня, мой Зигфрид». Он – «взрыватель заело». Она – «давай покручу». Потом не идентифицированные шумы. Двадцать два сорок, Капитан Штольц сказал – «это был двухсоткилограммовый фугас». Матильда – «я была лучшего мнения о фугасах». После ухода капитана Штольца госпожа Крипке слушала оперу на патефоне.

Бирке прерывал адъютанта движением ладони:

– Не то. Давайте дальше.

– Моника Ковальчик лейтенанту Шпрее – какой кривой у тебя парабеллум! Тебя что, ранили в него?

– Чушь. Следующее.

– Герда Борман.

– В каком смысле – Борман?

– У неё такая фамилия.

– У чернокожей? Что ж, это многое объясняет. Что говорила?

– Она всех просит показать кинжал.

– Всё?

– Всё.