Маленькая победоносная война

Что значат эти слова, я не знаю. Наверное, когда-то читал в книжке по юриспруденции. Когда учился в институте. Во сне.

Квартира угловая, две стены выбиты, но балкон держится еще крепко, и получилось нечто вроде веранды. Расстилаем бушлаты, рассаживаемся в кружок и начинаем выбирать вшей. Солнце припекает искусанные тела.

Мы почти счастливы.

Войны сегодня не будет. Мы знаем это совершенно точно. Но спроси любого: “почему?” – никто не ответит. Это инстинкт. Десятое, двенадцатое, двадцатое чувство. Мы чувствуем опасность так же, как кошки чувствуют землетрясение. Иногда ты знаешь, что можно встать и перебежать несколько метров, даже если огонь очень плотный. А иногда наоборот – нужно лежать, даже если почти не стреляют. Ты можешь определить место разрыва еще до того, как туда упадет мина, даже еще до того, как ее становится слышно. Слух и зрение тут бесполезны.

Осколку нужно меньше времени, чем импульсу, чтобы дойти от глаза до мозга и оттуда передать команду ногам и рукам.

Иногда просыпаешься – светлый солнечный день, поют птички, но все ходят смурные и раздраженные и знают, что сегодня будет жопа.

И жопа обязательно случается. А иногда вешаешь рукомойник на балконе и плещешься на виду у всей Чечни. И ничего тебе за это не будет.

Среди яблонь виднеются “самовары” минометной батареи. Минометчики, тоже голые по пояс, давят вшей. Чумазая пехота во дворе варит что-то на кострах. Мирно дымит кухня. Зампотыл, матерясь во весь голос, устанавливает баню и обещает, что ни одна обезьяна у него не помоется, пока взвода не дадут людей на насос.

На войне обязательно наступает такое состояние, когда не хочется стрелять. Не хочется войны, а хочется только одного – спокойствия.

Как правило, это желание просыпается у обеих сторон одновременно.

Вшей так много, что давить их не имеет смысла. Работаем обеими руками и попросту кидаем насекомых за борт. Дело идет довольно споро.

Вши двух видов. Одни большие и белые, и когда насосутся крови, брюшко у них светится алой каплей. Я всем доказываю, что эту породу мы привезли с собой из полка, они были в сыром белье, которое нам выдали после единственной бани перед отправкой.

Другие маленькие, коричневые, с белесым крестом на спине. Очень твердые. Местные, видимо.

Игорь стягивает с себя кальсоны и остается совсем голым. Его отощавшая задница сильно искусана, расчесанный пах, подмышки, живот

– все истыкано мелкими красными точками. Он выворачивает кальсоны наизнанку и несколько раз сильно встряхивает их. Две или три вши падают мне на грудь, зацепившись лапками за волоски. Я щелчком отправляю их обратно.

– Ты что делаешь! – возмущается Игорь. – Это ж наши земляки, из Москвы!

– Вот и забирай их себе, если они тебе так дороги, – парирую я.

– Не. Пускай отправляются на штурм Грозного, – смеется он. -

Здравствуйте, товарищи вши! – обращается он к кальсонам, подражая голосу нашего командира полка. – Равнение на середину! От всей души поздравляю вас с прибытием в задницу! Напра-во! На штурм города-героя Грозного шагомарш! Всем обещаю медали и единовременное пособие на похороны, и пусть земля вам будет пухом! Оркестр, туш!

Мы ржем. У Игоря неплохо получается копировать полкана. Да вообще он выглядит смешно, стоя голышом навытяжку и командуя вшами.

– Ну и кони. – Аркаша поймал особенно здоровую вшу и с сочным щелчком давит ее ногтями. – И откуда они только берутся. Достаточно подцепить одну, как через два дня на тебе уже целая сотня. Никакая баня не помогает.

– Баня тут ни при чем, – возражает ему с умным видом Мутный. – Это бельевые вши. От них можно избавиться, только если постоянно прожаривать исподнее в вошебойке. А наше белье никто не прожаривает, вши в нем живые и голодные.

– Все-таки насколько лучше воевать, когда тепло. И почему нельзя было начать войну весной?

– Да, что-то тут начальство не просчитало. И правда, подождали бы еще полгодика, подготовились бы как следует и по теплу начали. Как ты думаешь? – спрашивает меня Мутный.

– Не знаю, – отвечаю я. – Может, нельзя было ждать, чехи закрепились бы, и тогда пришлось бы их выбивать из укрепрайонов…

– Мы их и так выбиваем. Они четыре года закреплялись, и никто их не трогал. А тут ни с того ни с сего вдруг полезли осенью по горам, да одной пехотой.

– Во всем виновата политика, – говорит Аркаша. – Ни одна война не начинается без политики. Скоро выборы, все дело в этом.

– А как война влияет на выборы? – спрашивает Пинча.

– Хрен его знает. Но как-то влияет. Вот тебя шлепнут здесь, а Путин из-за этого станет президентом.

– По телевизору говорят, что Ельцин вроде бы как определился со своим наследником.

– А что, президент может назначить себе наследника? – хитро щурится

Пинча. – Зачем же тогда выборы?

– А зачем у коровы сиськи между ног?

– Да ладно вам, – говорю я. – К тому же сейчас не так уж и холодно, воды только очень много. Было бы поморознее.

– Это да, – говорит Олег, – и солнце не помешало бы. Я где-то читал, что от солнечного света в организме человека вырабатываются гормоны счастья. Теоретически мы сейчас должны быть счастливы. Пиноккио, ты счастлив?