Витька возился рядом с игрушками, а он-то уже отбывал в тихий безкоммунальный сон. Кресло, покрытое мехом, поощряло. И ее слова проникали не все, как дождь сквозь прохудившуюся крышу, о которых наслышался за день на всю жизнь. Однако, удивительное дело, из слов сложилось точное и ясное воспоминание. Трогательная актриса Изгарева восклицала, что не смогла бы ни за что так: все заново! «Выжить — и снова на сцену! Какая необыкновенная женщина! Какая настоящая сила! И вот она пошла, к залу, камера за кулисами едет вслед за нею. Трудные, неуверенные шаги. Перед самым последним остановилась и придержала кулису. Прикрылась. Страшно, миленькие мои мужчины, ей же страшно было! А я — заплачу сейчас. Никогда бы не смогла, как она! Я бы и прилипла к той кулисе. Ох и славная женщина! И как хорошо ее поляки зовут — Ани».
—◦Да, Витька, рассказывала… Это концерт был?
—◦Хороший. И еще один певец пел.
—◦Понравилось? Голос у нее особенный.
—◦Папа, знаешь, какой голос,◦— он помучился немного, видимо, мысль не умещалась в известных ему словах,◦— он похожий на солнце сегодня. Совсем такой!
Изгарев поднапрягся, но на этот раз память отменно отказала — не нашлось никаких следов сегодняшнего солнца.
—◦Согласен. Только ты подолгу не смотри телевизор. «В мире животных», мультфильмы — само собой. И «Клуб кинопутешествий» разрешаю, ну и «Кинопанораму» можно. А без нужды ящик не включай, бездельником станешь, а это скучно.
—◦Я не включал.
—◦А кто же?
—◦Гость приехал.
—◦А где он?
—◦А он спит.
—◦На месте?
—◦Да, в моей комнате. Я все показал. А он ноги не помыл.
—◦Ну пусть спит. И тебе пора.
—◦Иду,◦— поднялся Витька.
—◦Как его зовут?
—◦Не знаю. Незнакомый.
—◦И откуда?
—◦Из Магадана.
—◦Ну ладно. Покойной ночи… Ближе гостя не нашлось,◦— зевнул Изгарев и отправился на кухню приготовить кофе. В Магадане никогда не был, никого не знал.
Потом он сел писать. Пьеса изо дня в день раскрывалась перед ним, страница за страницей, как анфилады дворца. Они чередовались с галереями и залами. В сущности, планировка их была ему известна, но так трудно найти нужную и единственную дверь в их множественности и достаточной запутанности. В очень поздний час глубокой ночи он заметил, что вместо анфилад начал той дело забредать в чуланы, а то и вовсе — в сараи.
Тогда Изгарев подошел к окну, распахнул — и сразу обняло травозакатьем. Обычно ранний октябрь первыми трогает травы. Утром, наверное, быть заморозку, а трава вовсе не бесчувственная и безголосая — в последнюю ночь нежно и торжественно допевает свою, травью лебединую песнь.
Анна Герман — как много может быть в голосе света и тепла! И ее голос схож с осенним солнцем, потому что сегодня оно светило прозрачно, а грело приветливо.
Ему вспомнилось отчетливо сейчас, среди ночи,◦— от запахов. Будто среди них был и солнечный аромат. Аромат солнца? Зимою оно всего лишь светит, весною — греет, летом просто жарит, а теперь, осенью, извлекает из всего, что растет, прощальные и самые тонкие запахи. И потому — пахнет осеннее солнце.
После этого открытия Изгарев немедленно вернулся к пьесе и написал еще несколько страниц, решительно распахнув новую дверь и наполнив неожиданно обнаруженную отличную комнату осенним солнцем и грустной нежностью осени. На весь текст ни одного восклицательного знака. Герои разговаривали тихо и вежливо. Осень обязательно требует уважения.
А гость принялся храпеть.
Портрет смотрел на корпение Изгарева, на листы бумаги, разложенные по столу и разбросанные рядом на полу, и собирался с радостным удивлением рассмеяться.
Закончив, Изгарев с беспокойством подумал, что вчера и позавчера встречался с актрисой реже и встречи стали беднее, чем неделю назад, штрих за штрихом ускользали, блекли. И он уже не мог почувствовать ее всю, будто живую, как умел еще недавно. До чего скверно!
А из этого беспокойства родилось подозрение — он схватил написанное, спешно перечитал. Так и есть! Кроме осенне-солнечных страниц, все заляпано чужими словами, чужими чувствами, чужими мыслями из разговоров и встреч, засорено множеством мелких переживаний, оседавших и накопленных с утра. Всем этим ядовитым бандитством текучки. Нет, так писать нельзя!
Он скомкал листы и поколебался — не запихать ли в рот храпящему гостю? И сунул в карман плаща, чтобы выкинуть завтра в первую попавшуюся урну и больше никогда не видеть, не знать этих уродцев, испачканных строк.
Пьеса успешно не получалась.
В пьесе жили, главным образом, двое. Он, не очень пожилой молодой человек, рассудочный, но добрый, приметил юную девушку, двадцати одного года. В прошлом у него жена, мирный развод, несколько рухнувших воздушных замков, ни рубля долгов и сын, начавший ходить в школу. Она — вся в поисках себя и своего значительного будущего. У них назревает неплохой роман.