Маленькая принцесса

– Нет, – отвечала Сара. – Он такой же воспитанный, как и мы! Он совсем как человек. Гляди же!

И она тихонько засвистела. Это был такой тихий и нежный свист, что услышать его можно было лишь в полной тишине. Она свистнула раз, другой… казалось, она с головой ушла в свое занятие. Эрменгарда подумала, уж не колдует ли ее подруга. Наконец в ответ на зов из щелки выглянула мордочка с седыми усами и блестящими глазками. В руке у Сары были хлебные крошки. Она уронила их на пол – Мельхиседек спокойно вылез из норки и съел их. Кусочек же побольше подобрал и деловито понес домой.

– Видишь? – сказала Сара. – Это для его жены и деток. Он очень хороший. Сам ест только мелкие крошки. Когда он возвращается домой, я всегда слышу, как они там пищат от радости. Есть три вида писка. Один – когда пищат детки, другой – миссис Мельхиседек, а третий – сам Мельхиседек.

Эрменгарда расхохоталась.

– Ах, Сара! – воскликнула она. – Ты такая чудачка – но очень хорошая!

– Я знаю, что я чудачка, – весело ответила Сара. – И я стараюсь быть хорошей.

Она потерла лоб загрубевшей рукой, и облачко нежности и недоумения мелькнуло на ее лице.

– Папа всегда надо мной смеялся, – сказала она, – но мне это было приятно. Он считал меня странной, но мои выдумки ему нравились. Я… я не могу не придумывать. Если б я не придумывала, я бы, должно быть, умерла.

Она замолчала и обвела взглядом убогую комнатку.

– Здесь бы я, наверное, умерла, – проговорила она тихо.

Эрменгарда, как всегда, слушала ее с интересом.

– Когда ты о чем-то рассказываешь, – сказала она, – мне всегда кажется, что это правда. Вот и о Мельхиседеке ты говоришь так, словно он человек.

– Но это правда, – возразила Сара. – Его так же мучают страх и голод, как и нас, у него есть семья и дети. Может, он и думает так же, как мы, почем знать? Глаза у него умные, совсем как у человека. Потому-то я и дала ему имя.

Она села на пол в своей излюбленной позе, обхватив колени руками.

– К тому же, – сказала она, – Мельхиседек – тюремная крыса, посланная сюда, в Бастилию, чтобы у меня был друг. Я всегда могу принести ему корку хлеба, который выбрасывает кухарка, – ему и довольно.

– Значит, тут все еще Бастилия? – жадно спросила Эрменгарда. – Ты так все время и представляешь себе, что ты в Бастилии?

– Да, почти всегда, – отвечала Сара. – Порой я представляю себе, что я где-то еще, но больше всего этот чердак похож на Бастилию – особенно, когда холодно.

В эту минуту кто-то дважды стукнул в стену. От удивления Эрменгарда чуть не подпрыгнула на кровати.

– Что это? – спросила она с испугом.

Сара поднялась с полу и со значением ответила:

– Это узник из соседней камеры.

– Бекки! – увлеченно воскликнула Эрменгарда.

– Верно, – подтвердила Сара. – Слушай, два стука означают: «Узник, ты здесь?»

В ответ она стукнула в стену три раза.

– А это значит: «Да, я здесь. Все в порядке».

В стену стукнули четыре раза.

– А это: «Тогда, товарищ по несчастью, можно спокойно заснуть. Доброй ночи!»

Эрменгарда пришла в восторг.

– Ах, Сара! – радостно шепнула она. – Это совсем как в сказке!

– Это и есть сказка, – сказала Сара. – Все – сказка! Ты – сказка… я – сказка. Мисс Минчин – тоже сказка.

И она снова уселась и стала болтать с Эрменгардой, так что та совсем забыла, что и она тоже узник – только ей удалось на время покинуть свою темницу. Пришлось Саре напомнить Эрменгарде, что ей нельзя оставаться в Бастилии всю ночь, а нужно бесшумно прокрасться вниз и лечь в постель.

ГЛАВА 10. Индийский джентльмен

Подниматься на чердак к Саре было для Эрменгарды и Лотти небезопасно. Они никогда наперед не знали, застанут ли Сару; к тому же по вечерам мисс Амелия часто обходила спальни воспитанниц, проверяя, все ли легли. А потому Эрменгарда и Лотти лишь изредка навещали Сару, и та жила в одиночестве.

Спускаясь вниз, Сара чувствовала свое одиночество еще сильнее, чем на чердаке. Ей было не с кем поговорить, Если же ее посылали куда-то, то она шла по улицам среди спешащей толпы, и ветер рвал с нее шляпку, а дождь заливал башмаки, и она еще острее чувствовала свое одиночество. В те дни, когда она была принцессой Сарой и ездила по улицам в коляске или гуляла в сопровождении Мариэтт, прохожие часто оглядывались на девочку с оживленным лицом, одетую в красивую шубку и шляпку. Веселая, нарядная девочка всегда привлекает внимание. На улицах немало детей в старых потертых одеждах, но никто из прохожих не оглядывается на них с улыбкой.

Теперь, когда Сара спешила по запруженным тротуарам, ее словно не замечали. Она выросла, а так как ей приходилось донашивать те платья, что попроще, она понимала, что вид у нее и вправду странный. Все дорогие туалеты были проданы, а то, что осталось, ей предстояло носить, пока вконец не износится. Иногда, завидев свое отражение в зеркальной витрине магазина, она готова была рассмеяться; иногда же заливалась краской и, закусив губу, отворачивалась.